Хроника смертельной весны - Юлия Терехова

— Что это? — всхлипнула она, не сделав ни малейшего движения, чтобы посмотреть.

— Это документы, подтверждающие ваше право собственности на дом 24 по улице Лепик.

— Как? — ахнула Жики. — Как это возможно?..

— Мадам Селен подписала их пять минут назад.

— О господи, но как же?.. Ведь еще десяти минут не прошло, как она была в зале суда! И они меня… они меня…

— Мы сделали ей предложение, которое она сочла за благо принять, — усмехнулся Росси. — Позвольте объяснить вам ситуацию за чашкой кофе.

— Лучше за бокалом вина, — Жики вытерла глаза. — А еще лучше — за бутылкой.

Росси рассмеялся: — Вы именно такая, как вас описала Моник… Не плачьте, все они получат по заслугам. Dio vede tutti і nostri peccati[389].

…— И вот, детка, я уже не очень сильно удивилась, когда на следующий день газеты пестрели фотографиями обритой наголо Сюзанн Селен. Она была выставлена голой на Конкорд[390], прикованная цепью к колонне, как дикий зверь, и обмазанная дерьмом с головы до ног… Больше я никогда о ней не слышала. Подлую надзирательницу Грету Вигман забили хулиганы, ограбив на улице. Судью, позволившего оскорблять меня и мою мать, поймали на взятках и приговорили к длительному сроку во Френ[391]. Несмотря на то, что Моник и Винченцо… Венсан, я так его называла… — кстати, ты должна его помнить — мы встречали его в Пале Гарнье — позаботились о том, чтобы восстановить мое честное имя — все равно мне пришлось несладко. Командование Реджинальда, во избежание скандала, отослало его из Парижа. Добро бы в Англию, так нет — в какой-то заштатный индийский гарнизон. Спустя несколько лет я узнала, что он женился. Может, это и к лучшему…

— Вы столько пережили, Жики, — пробормотала Катрин, когда старая тангера смолкла, со слезами от нахлынувших воспоминаний. — Но, простите, я не понимаю — зачем вы мне это рассказали.

— Сейчас объясню. Венсан, который спас меня и мое доброе имя…

— Вот оно что, — вздохнула Катрин. — Он влюбился в вас?

— А я в него. Это был тот самый случай, когда ты не можешь дышать без человека, когда тебе плохо без него настолько, что проще — умереть.

Катрин молчала, глядя в сторону. Разве она не может дышать без Олега? Она не может дышать, пока знает, что он жив и — пренебрегает ею.

— Но потом мы были вынуждены расстаться.

— Почему?

— Неважно. Венсан занялся темными делами.

— Он стал мафиози?

— Не совсем. Но он превратился в «персона нон грата» в том обществе, в котором я жила. И я не решилась пойти наперекор этому обществу, несмотря на то, что продолжала любить Венсана. И вот что я тебе скажу: плевать, кто что думает. Это твоя жизнь и проживи ее так, чтобы в конце пути не сожалеть об упущенном.

— Лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, что не сделал, — прошептала Катрин. — Вы это хотели мне сказать?

— Примерно, — ответила тангера, чуть запнувшись. — Теперь ответь мне прямо только на один вопрос и, возможно, я помогу тебе.

— Если смогу, — прошептала Катрин.

— Ты его любишь?

— Кого — его? — шокированная прямотой дивы, Катрин еле шевелила губами.

— Разве я не назвала имя?..

…Когда за Катрин закрылась дверь, Жики вернулась в гостиную: — Налей мне коньяку, детка, — попросила она Анну, которая поджидала ее, неодобрительно сжав губы.

Жики тяжело опустилась в кресло.

— Ты ничего не хочешь мне рассказать? — сухо спросила Анна, подавая ей бокал.

— Она несчастна до такой степени, что пыталась покончить с собой — чего тебе еще?

— Пыталась покончить с собой? — ужаснулась Анна. — Когда?!

— Осенью. Бросилась в Сену. Он ее вытащил. Он нарушил клятву, которую мне дал.

— Кто — он?!.

— Как это — кто? Джош Нантвич. Олег Рыков…

Ноябрь 2012 года, где-то в Подмосковье

… — Я не буду на вас работать, Лучше сдохнуть, — Рыков отвернулся. — Прощайте, мадам…

— Прощайте, — Жики резко повернулась и вышла, сделав Александру знак следовать за ней.

— Идиот, — буркнул Саша, выходя вслед за тангерой из палаты.

— Это что еще за новости, — рявкнула Жики на палладина, как только тот притворил за собой дверь. — Ты что себе позволяешь?!

Саша молчал, крепко сжав губы. Тангера наблюдала, как он меняется в лице, каким упрямым напряжением наливается его взгляд и что-то дрогнуло в ее непреклонном сердце.

— Саша, — позвала она его, — что случилось? Тот человек — что он для тебя?

— Я не знаю, — Он наконец отважился посмотреть ей в глаза. — Он так любит ту женщину… Любовь толкнула его на преступление.

— Ты говоришь глупости, — вздохнула тангера. — Он убивал и насиловал, потому что он — жестокое чудовище. Если б все люди убивали из-за безответной любви, мир бы обратился в хаос.

— Его любовь не безответна, — пробормотал палладии и Жики с возмущением воскликнула:

— Да с чего ты взял! Катрин любит мужа, она беременна и…

— Вот что она дала мне, — палладии протянул ей серьгу. — Она знала, что спецагент и Рыков — один человек и не выдала его. До последней минуты она пыталась убедить и меня, и всех присутствующих на казни, что человек, которого мы поймали — Джош Нантвич. А поскольку серьга была у нее, то единственный вывод, который напрашивается — она прекрасно знала, кто он такой. Возникает резонный вопрос — как долго она знала. Я видел их на кладбище, перед захватом. Она плакала, он ее утешал. И потом на акции — сначала она его защищала, потом перевязывала, а потом — долго отказывалась оставлять его на верную смерть. Когда услышала выстрел, которым тот пытался свести счеты с жизнью — чуть сознание не потеряла. Вы бы видели ее лицо — побелела, как простыня — не просто же так!

— Не может быть! — ахнула тангера, а Саша протянул ей диктофон:

— Вот, мадам, прослушайте протокол акции. И пожалуйста, позвольте мне уговорить его.

— Знаю, как ты будешь его уговаривать, — желчно проворчала тангера, отбирая у него девайс. — Будешь вселять в него надежду на ее взаимность. Ведь так?

— Что-то она к нему чувствует. Возможно, боится даже думать об этом. Ее можно понять: любить такое чудовище — кто в таком осмелится признаться не только кому-то, но и самому себе?..

— Вот только не надо драм! — оборвала его Жики. — Катрин — взрослая женщина и вполне способна отдавать себе отчет в своих поступках.