Великий Ганнибал. "Враг у ворот!" - Яков Нерсесов

Ганнибал, безусловно, был тонким психологом. Он умел блистательно пользоваться человеческими слабостями своих противников. Вспомним, как он замечательно обратил в свою пользу дерзкую запальчивость Семпрония и Фламиния, глупое тщеславие Варрона?! Вот и теперь он хотел «прощупать» своего визави. Прекрасно понимая, что пауза затянулась и, когда молчание стало совсем уж невыносимо, Одноглазый Пуниец, с чьей «легкой руки» началась эта 15-летняя война, наконец, соизволил заговорить.

Ганнибал играл по-крупному, прекрасно понимая, что даже блестящая победа позволит ему всего лишь освободить африканскую территорию Карфагена. Чтобы вызвать у собеседника резкую эмоциональную реакцию, он начал свою речь как бы издалека, напомнив, что много лет назад в своей первой битве он встретился с отцом своего нынешнего противника – ныне давно покойным Публием Корнелием Сципионом-Старшим. Но тогда дело было в Италии, а теперь ему предстоит сражаться с сыном Публием Корнелием Сципионом-Младшим в Африке, по сути дела, у ворот Карфагена. Не это ли доказывает, как изменчива Фортуна! Потом последовал тонкий намек, что всеми своими успехами Сципион в первую очередь обязан… Фортуне. Но никто не поручится, как она поведет себя завтра?!

Говорил он все это очень мягко, почти отеческим наставническим тоном.

Римский консул ответил своему визави «звонкой монетой», т. е. промолчал, явно выжидая, что же последует дальше.

Только тогда Ганнибал предложил: «Лучше мир, чем надежда на победу, потому что мир, Сципион, – в твоих руках, победа же – в руках богов». Сципион снова промолчал, как бы ожидая, что кроется под мирными условиями, на которые готов пойти Ганнибал.

И тут выяснилось, что 44—45-летний Одноглазый Пуниец идет лишь на территориальные уступки – Испания, острова Сицилия и Сардиния остаются за Римом (они уже давно были в его руках!), но не на материальные – передача римлянам всего флота (как военного, так и торгового), выдача всех пленников и дезертиров и контрибуция (денежная, товарная и продуктовая).

Только теперь и то после большой паузы – он тоже умел играть по-крупному – Публий Корнелий Сципион наконец заговорил. Его ответ был не только вежлив, но лаконичен и одновременно категоричен. Поскольку сегодня римские легионы находятся на территории Карфагена, то торг уместен только в том случае, если Ганнибал будет исходить из реалий сегодняшнего дня.

Последняя фраза 33-летнего Сципиона звучала ясно и доходчиво: «Нет, такой мир непереносим. Я буду сражаться за другой мир!»

На этой грандиозно-величественной ноте диалог закончился, и теперь оставалось только ждать, «когда наконец заговорят пушки»…

Не все историки доверяют этому рассказу, излагаемому римскими авторами Полибием и Ливием, полагая его очередным историческим анекдотом, приукрашивающим финальное событие многолетней «Ганнибаловой войны».

Впрочем, так было, так есть, и так будет: победители склонны приукрашивать свои победы, ведь их, как известно, не судят…

…Между прочим, для некоторых историков до сих пор остается загадкой, почему Ганнибал не навалился своей численно превосходившей армией на Сципиона, когда у Сципиона еще не было нумидийских всадников Массанассы?! И хотя с их появлением численное превосходство по-прежнему осталось на стороне карфагенян (почти 50 тысяч воинов у Ганнибала против 30 с небольшим тысяч бойцов, из которых не более половины приходилось на вымуштрованные римские легионы, у Сципиона), но ситуация в коннице изменилась в лучшую сторону для римлян. То ли карфагенянин не успел, то ли…

На следующий день состоялась последняя, решающая битва измотавшей обе противоборствующие стороны войны. Друг другу противостояли две прославленные армии, возглавляемые крупнейшими полководцами своего времени.

Повторимся: идеально ровная пустынная местность способствовала маневренному бою, использованию кавалерии. И хотя карфагеняне имели почти полуторное превосходство в силах, но римляне могли компенсировать это своей более многочисленной и опытной кавалерией. Впервые за всю Вторую Пуническую войну конница Ганнибала не только качественно, но и количественно уступала римской.

Но отступать Одноглазому Пунийцу уже было поздно – на открытой равнине его малоконная армия была бы особо уязвима на марше – да и ситуация уже тоже не позволяла: «на кону» стояла судьба… не только «Ганнибаловой войны», но самого Карфагена!

…Между прочим, если римского консула перед боем тревожила только одна проблема – наличие у противника большого количества слонов, то у Одноглазого Пунийца трудноразрешимых дилемм было гораздо больше. Во-первых, превосходство противника в кавалерии, которая могла обойти его с флангов и зайти в тыл, а также не позволила бы благополучно уйти с поля боя. Во-вторых, отсутствие на равнине естественных укрытий, за которыми можно было бы устроить противнику какую-нибудь ловушку. В-третьих, недостаток опытных военачальников и офицеров, а также моральная и психологическая усталость, накопившаяся за многие годы изматывающей войны у оставшихся в живых. В-четвертых, его армия уже была «не та», чтобы он мог требовать от нее той же слаженности, что в годы его блестящих побед над Римом. Зато ему удалось убедить своих воинов, что во вражеском лагере не было обнаружено никаких боевых механизмов (катапульт и баллист), большим мастером применения которых в полевых условиях себя якобы зарекомендовал Сципион…

В ночь перед боем Ганнибал не спал, не спали и его солдаты.

Еще в сумерках он приказал вывести на боевые позиции свои «живые танки» – 80 недавно (не ранее 203 г. до н. э.?) пойманных диких слонов. Естественно, они были еще слабо обучены и, несомненно, уступали своим собратьям, почти 20 лет назад героически перевалившим с Ганнибалом через Альпы. Но поскольку никогда ранее никто из пунийских полководцев не использовал такого количества «живой бронетехники», то некоторые современные исследователи склонны сокращать их численность до 15–20 «бронеединиц»! На подготовку слонов к бою ушло много времени: в темноте они никак не хотели… «заводиться» и двигаться. Погонщикам пришлось немало помучиться, прежде чем «бронетехника» нехотя поплелась туда, куда ее гнали «злые люди». Впереди карфагенского войска – от фланга до фланга – в линию выстроили слонов, которые должны были поддержать его застрельщиков и разметать строй противника.

Учитывая их плохую боевую подготовку, кое-кто из историков потом полагал, что, возможно, Ганнибалу следовало бы отодвинуть их на фланги, где они могли бы укрепить его немногочисленную кавалерию, привычную к их запаху?! Но так обычно поступали, когда слонов было порядка 40–50 штук, а у Ганнибала их, скорее всего, все же было в два раза больше. А такое количество «танков» обычно использовали в качестве живого тарана вражеского тяжеловооруженного пехотного строя. Если у пунов действительно было много слонов, то, вполне возможно, у Одноглазого Пунийца были свои тактические задумки, в которых он, судя по всему, отводил слонам и коннице вспомогательную роль в предстоящем решающем сражении, делая ставку на тактическое маневрирование пехотой.