Директория. Колчак. Интервенты - Василий Болдырев

Заезжал адъютант Доманевского: «в «Золотом Роге» считают все уже конченым, меня приглашают примкнуть к переворотчикам». Я предложил ему отправляться и поступать, как ему заблагорассудится.

Таким образом, кроме японцев, значит, работают и переворотчики. Это сложнее.

Слышатся редкие орудийные выстрелы. Все выходы из гостиницы уже заняты японскими часовыми.

Самое худшее это то, что не было определенных приказаний русским войскам. Цейтлин сообщил, что будто бы дано приказание скрываться ответственным работникам, но что Лазо и Сибирцев, по-видимому, уже захвачены.

Мудрое распоряжение войскам «не оказывать сопротивления», видимо, не было ни своевременным, ни достаточно категоричным.

Шесть человек караула, занимавшего здание земской управы, мужественно боролись до утра. Первый ворвавшийся японец был немедленно убит ими.

Около 3 часов ночи я решил прилечь. Все равно выхода не было, мы были в ловушке.

Ho… послышались стуки в дверь. Ворвалось с десяток японских солдат с офицером и переводчиком. Все очень возбуждены и в нетрезвом состоянии. Особенно безобразен был переводчик, весь обвешанный отобранным русским оружием. Он был учеником Сурагадайской семинарии при русской духовной миссии в Токио.

Я встретил их в белье и накинутом на плечи офицерском пальто с красными генеральскими отворотами. На меня были направлены сразу три револьвера, сзади блестели штыки. Маленький офицер особенно старательно водил дулом своего револьвера перед моим лицом.

Нападавшие смутно догадывались, что перед ними иностранец в большом чине, но через переводчика, державшегося наиболее грубо, тем не менее требовали немедленно следовать за ними, угрожая вытащить силой.

Цейтлин пригнулся за моей спиной, Гервус стоял в углу у стола. На них, наконец, тоже было обращено внимание.

«Это тоже большевики?»

Я ответил, что здесь не большевики, а русский генерал и простые солдаты.

Переводчик что-то несвязно бормотал офицеру. Положение становилось крайне неприятным.

К счастью, в растворенную дверь я увидел японского майора Хасебе в штатском, он жил в той же гостинице.

С большим трудом мы выпроводили возбужденных солдат. Помощь была вовремя. Я горячо поблагодарил его. Цейтлин и Гервус скрылись.

У меня исчезли револьвер, фотографический аппарат и финский нож.

Лег опять. Стрельба слышалась уже из многих мест, значительно усилился огонь у земской управы – это еще держались шестеро бойцов мужественного караула.

До рассвета японцы врывались ко мне еще два раза, причем последний раз уже с извинением за причиненное по недоразумению беспокойство.

Любезно выпроводив гостей, недосчитался кошелька и перчаток. Сон разбили.

Утром толком не понимал, свободен я или под арестом. Японский караул, стоявший у моих дверей, беспрепятственно пропустил меня в коридор, видимо, это была уже охрана.

Пройдя к майору Хасебе, я заявил категорическое требование о немедленном снятии с балкона перед моим номером кем-то поставленного японского флага, причем добавил, что, если это не будет сейчас же исполнено, я принужден буду покинуть комнату и обращусь с протестом непосредственно к генералу Оой. Флаг был снят. Уведены были и находившиеся у дверей моей комнаты японские солдаты.

В «Золотом Роге» за обедом узнал новость-сплетню, что я числюсь во главе правительства. Мои конкуренты Хорват, Вой цеховский, Дитерихс и даже Семенов. Его «папахи» (солдаты так называемого маньчжурского отряда) появились уже на улицах.

Эта новость не испортила мне даже аппетита. В действительности было нечто другое: сторонники Семенова сделали было попытку к установлению власти их атамана. Генералу Немысскому, из лагеря семеновцев, предлагали пост генерал-губернатора. Были и другие попытки в этом же роде, но, однако, безуспешные.

На улицах огромное оживление и общая растерянность. В городе безвластие. Правительство, виднейшие представители власти, не исключая военного командования и членов военного совета, оказались в «бестах» у чехов и американцев.

Раньше других обнаружился глава правительства А.С. Медведев. В разбитом здании земской управы пугливо собирались служащие.

Я торопился на заседание к японцам. Надо было положить конец создавшейся анархии.

В 5 часов дня мы снова сошлись в том же зале, где еще вчера договаривались в столь «мягкой форме». Сегодня хуже, с нами разговаривали победители, в области лилась еще кровь. Для начала подебатироволи о праве протестов, подписали соглашение по вчерашним 6 пунктам.

Я заявил о необходимости немедленного прекращения арестов и полного освобождения всех арестованных уже военных.

На мое утверждение о возмутительных поголовных арестах генерал Такаянаги раздраженно ответил: «Не верим, что много арестуем».

Мы не стали уверять генерала, было известно, что образовалась уже, по требованию чехов и американцев, международная комиссия для расследования произведенных зверств. В саду при здании губернатора были зарыты трупы погибших в эту роковую ночь.

Много пришлось потратить энергии и даже погрешить против истины, доказывая, что никакого безвластия, как утверждали японцы, нет, что все остается на своих местах и что все попытки к захвату власти с чьей бы то ни было стороны будут преступной авантюрой, причем ответственность падет исключительно на них, японцев, создавших этот хаос своим выступлением.

В конечном результате удалось добиться заверения японского командования, что оно не допустит никакого посягательства на власть. Образование упомянутой международной комиссии, несомненно, влияло на сговорчивость японцев.

Действительно, к 7 часам вечера 5 апреля работа правительства Приморской земской управы восстановилась. Все члены, в том числе и задержанные японцами, возвратились к своим делам.

Таким образом, на этот раз благоразумие одержало победу. Отказ от вооруженного столкновения выбил козыри из рук японцев и свел на нет попытку реакции захватить власть299.

Владивосток. 6 апреля

Восстанавливается обычная жизнь. Правительство в сборе и работает. У здания земской управы непроходимая толчея. Слух об аресте Кругликова и присяжного поверенного Шишлянникова; последнего будто сильно избили – личная месть со стороны пострадавших от его распоряжений по занимаемой должности по государственной политической охране, весьма напоминавшей ЧК.

Всюду общее возмущение выступлением, горечь и озлобление за причиненные насилия. Кое-кто отрицательно относится к «бесту» военного командования.

Официально Руста (Русское телеграфное агентство) сплетничает: передает упорный слух из правых кругов о намерении японцев сформировать через меня новое правительство на Дальнем Востоке. Называет даже моих помощников, как главы правительства, генералов Будберга и Войцеховского.