Век Наполеона. Реконструкция эпохи - Сергей Тепляков

Лорда Мелвилла, а через него – самого Питта – критиковали тогда за финансирование строительства подводной лодки Фултона. Питт дал Фултону денег в большой степени для того, чтобы тот перестал просить их у Наполеона. Сумма, ассигнованная Фултону, была по тем временам солидная – 7 тысяч фунтов на опыты и 200 фунтов в месяц на содержание (для сравнения – в 1797 году адмиралу Нельсону была назначена пенсия в 1000 фунтов в год). В случае, если Фултон все же построит подлодку, британское правительство бралось выкупить ее за 40 тысяч фунтов. Однако пока Фултон достиг приемлемых успехов, Нельсон разгромил франко-испанский флот при Трафальгаре по старинке, без всяких субмарин и торпед. Хотя в миллионных субсидиях европейским державам деньги, выделенные Фултону, были каплей в море, но насмешки над Мелвиллом, а значит и Питтом, не утихали.

К тому же еще при возвращении на премьерский пост Питта трудно было назвать здоровяком: «весь его изможденный и подавленный вид говорил о том, что смерть подкралась к нему совсем близко», – записал современник. После ряда маневров король лишил Питта всех соратников. Нечеловеческую работу по втягиванию трех упиравшихся государств в коалицию Питт сделал один – против всех. Надо помнить и про 10 ежедневных бутылок крепкого вина. Он надорвался. Да ведь и эпоха его – эпоха чистых знаний и разумного труда – кончалась. Он и так слишком долго жил в то время, которым тяготился.

23 января присутствовавшие при его смерти услышали его последние слова: «Моя страна! Как я покину мою страну!..». Уильяма Питта-младшего похоронили в гробнице Чаттема в Вестминстерском аббатстве. Один из современников написал: «Какая еще могила хранит таких сына и отца! Какая гробница вместит останки такого человеческого совершенства и такой славы!..». Джордж Байрон нашел для него другие слова:

Просто Наполеон нравился Байрону больше…

Трудовые книжки. Свадебные платья. Консервы. Торт. Нумерация домов.

Прошлое и настоящее всегда связано ниточками, веревками, канатами; мы, сами того не зная, получаем от наших предков приветы или проклятия. В общем-то мы понимаем, что многое в нашей жизни родилось не сегодня и даже не вчера.

Но вряд ли допускаем, что, например, Наполеон до сих пор влияет на наши пенсии. Однако это именно так.

Каждый работающий россиянин, если он не Роман Абрамович, имеет (ну или хотел бы иметь) трудовую книжку. Еще бы: по ней вычисляется стаж, который потом повлияет на пенсионные начисления. Казалось бы – здесь-то при чем Наполеон? Однако именно он с 1 декабря 1803 года ввел трудовые (тогда – рабочие) книжки: в них записывались сведения о наймах и увольнениях, а кроме того (и это было главное) – аттестация работника, причины увольнения, отзывы работодателей. Книжка превращалась в инструмент контроля: решится ли человек участвовать в забастовке, если знает, что это неминуемо будет записано у него в рабочей книжке? (В советское время как огня боялись записи в трудовой «уволен по 33-й статье КЗоТа» – нарушение трудовой дисциплины – с которой устроиться на приличную работу было невозможно в принципе). Человек, не имевший рабочей книжки, считался во Франции бродягой.

В России рабочих (трудовых) книжек до революции не было (не потому ли пролетариат так легко поднимался на забастовки и стачки?). Зато уже в 1918 году их ввели – по трудовым книжкам устанавливалось, кто работает, что было тогда вопросом жизненно важным, ибо кто не работал, тот не ел в самом прямом смысле (карточки на продукты выдавались по трудовым книжкам и никак иначе). Сначала трудовые книжки были введены только в Москве и Петрограде. В 1923 году от трудовых книжек отказались, однако с 1939 года ввели снова: будто бы Сталин перенял это эффективное средство у Гитлера. В Германии, чтобы рабочие не бегали с завода на завод, трудовые книжки ввели с 1935 года. Потом, в 1945 году, их отменили на территории ФРГ, а вот в ГДР они действовали до 1967 года. У нас же трудовые книжки действуют до сих пор и по-прежнему являются инструментом контроля: ведь и запись о выговоре могут сделать, и причину увольнения запишут такую, что и в дворники не возьмут. А восстанавливать стаж, если потерял трудовую – это же целая эпопея! В то же самое время весь остальной мир живет без трудовых. Пенсию начисляют просто по возрасту, не глядя на стаж – на Западе, видимо, a priori полагают, что человек трудился добросовестно. У нас же это требует доказательств…

Таких «приветов от Бонапарта» мы получаем немало. Школьные линейки – впервые русские увидели их среди трофеев во французских штабных обозах.

Правда, пользы не разглядели: линейки были с метрическими делениями, а в России были свои меры длины (сажень, аршин, локоть, вершок). Массовое производство линеек в России началось только с 1899 года.

А вот французский сапер Жан Виктор Понселе, попавший в плен и как-то раз увидевший счеты, привез потом этот «русский калькулятор» домой. Счеты сначала обосновались во французских школах, а потом и в школах других европейских стран.

В 1983 году на выпускной мне купили костюм – густо-темно-зеленый, с некоторым синеватым отливом. (Потом я ходил в нем в институт, а потом в пиджаке от этого костюма поехал в армию). Это был цвет маренго – уже потом я узнал, что из такого же сукна была сделана шинель Наполеона в 1800 году, когда он сначала проиграл битву при Маренго, а потом, когда пришел со своей дивизией генерал Дезе, ее выиграл. И этой же шинелью мертвого Наполеона укрыли 5 мая 1821 году в Лонгвуде на острове Святой Елены.

Невесты в белых свадебных платьях и не подозревают, что их праздничные наряды могли бы быть совсем другими. До Великой Французской революции, идя в церковь под венец (а гражданской регистрации браков тогда не было ни в Европе, ни в России), невеста надевала просто самое лучшее из своего гардероба. Однако Республика, отменив короля, отменила и королевскую моду: на смену пышным тяжеловесным платьям пришел «шмиз» – легкая прозрачная туника с талией под грудью. Шмиз был крайне открытым, крайне прозрачным и крайне модным – неудивительно, что он стал главным свадебным нарядом в Европе, которую он покорил быстрее и надежнее Наполеона. Силуэт шмиза был навеян силуэтом античных колонн, и, как и колонны, он всегда был белым.

Первым подвенечным (сшитом специально для свадебной церемонии) было белое платье Каролины Бонапарт, сестры Наполеона, которая в 1800 году вышла замуж за Иоахима Мюрата, одного из французских маршалов, впоследствии – Неаполитанского короля. Правда, тогда еще не было свадебных букетов – украшать невесту цветами апельсина (флер-о-доранж) придумали в середине девятнадцатого века.