Вторая мировая война. Ад на земле - Макс Хейстингс

Проклятая война!.. Вокруг одни инвалиды. Самым несчастным кажется мне капитан, сапер. У него нет лица, ужасная синяя, лиловая с зеленым маска. К счастью, он ослеп и самого себя не видит. Говорят, до войны это был красивый мужчина. Он и сейчас высок, строен, изящен. Мы думаем: если бы у него был сын, он бы возродился в нем и все бы увидели, каким он был прежде. Только бы проклятая война закончилась наконец! Калечат, убивают самых лучших. Надо быть очень сильными, чтобы выдержать это»101.

Среди соучеников Евдокии был юноша Витя, некогда красавец, а теперь ожесточившийся калека без ноги. Она писала, что этот юноша «закаменел». Он отказывался видеться с родными, даже с матерью, хотя писал им письма. В одном письме Витя описывал, как учится кататься на велосипеде: «Я толкаю педаль одной ногой и вполне управляюсь. Улицы пустынны, повсюду разрушенные дома, пустые оболочки. Вечера в городском парке невыносимо напоминают мирное время, играет даже музыка. Множество девушек, сплошь блондинки, наши офицеры развлекаются с ними, как будто и нет войны. Этих девах прозвали немецкими овчарками, потому что им все равно, с русскими иметь дело или с немцами. Я одной из них так и заявил, а она ответила: “Ревнуешь? Найдется кто-нибудь и для тебя, убогий, но не такая красотка”. Я швырнул в нее костылем»102.

В любой сражавшейся армии можно было увидеть женщин-санитарок, и эту роль многие считали наиболее для себя подходящей. Дороти Биверс в 1942 г. исполнилось 22 года. Ее отец был мелким фермером, мать разъезжала не на автомобиле, а в телеге, дома не имелось телефона. Дороти работала в небольшой местной больнице, и однажды она спросила отца, не записаться ли ей в медицинские войска. Два ее брата уже ушли на действительную службу, и отец, подумав, сказал: «Может быть, тебе стоит отправиться туда и присмотреть за ними»103. В Англии накануне отплытия во Францию в июне 1944 г. Дороти вышла замуж за врача и на «пляж Юты» высадилась, все еще сжимая в руках свадебный букет. «Это моя работа», – говорила она впоследствии, но и для нее страшным потрясением стали первые раненые, восемнадцати– и девятнадцатилетние мальчишки, лишившиеся не только конечностей, но и половых органов или с изувеченным тазом. Лейтенант медицинской службы Биверс и многие такие же, как она, вовсе не искали славы, но их согревало признание соотечественников, а уж когда в местном Ohio State Journal появилась небольшая заметка и фотография лейтенанта Биверс, Дороти была в восторге.

К непосредственному участию в боях женщин допускали только русские и югославские партизаны. Англичане отрядили небольшое число женщин – агентов разведки, которые действовали на вражеской территории по указаниям спецуправления; женщины также выполняли существенные административные и тыловые функции как в армиях союзников, так и в армиях оси. Офицеры старшего возраста, появившиеся на свет еще в XIX в., относились к своим подчиненным женского пола со снисходительным высокомерием. У советских командиров могло быть по этому поводу собственное мнение, но руководители союзных армий весьма сожалели о вторжении в служебные отношения сексуальных соблазнов и сопутствующих им конфликтов, реальных или потенциальных. Нимиц в Пёрл-Харборе категорически отказывался принимать женщин на службу. Сэр Артур Харрис, командовавший бомбардировщиками, говаривал: «По моему мнению, женщина, надевшая униформу, должна быть либо так красива, чтобы не опасаться соперничества со стороны других женщин, либо так стара или уродлива, чтобы не думать о соперничестве»104.

Английские ВВС приняли на службу некоторое количество женщин, владевших немецким языком, и поручили им прослушивать вражеские радиопереговоры. Большинство женщин выполняло эту миссию охотно, однако в некоторых заговорили свойственные их полу предрассудки. Так, к вице-маршалу авиации Эдварду Эддисону, который возглавлял группу электронной контрразведки ВВС, явилась с протестом одна из таких служащих (ее отец до войны торговал в Гамбурге): она-де не может слушать разговоры пилотов люфтваффе, вылетающих на ночные задания, поскольку по радиоволнам разносятся смущающие ее непристойности105. Но большинство женщин не отличались подобной щепетильностью. Трудясь бок о бок с мужчинами на фронте, в тылу, в различных отраслях обороны, они привыкли и к военной дисциплине, и к тяготам этой жизни. Пилот ВВС Кен Оуэн опровергал сентиментальные стереотипы насчет отношений между боевыми экипажами и женщинами, обслуживавшими самолеты на земле: «Чушь все это, будто они машут платочками нам вслед и так далее. Они тоже закоснели и воспринимали все равнодушно, как и мы»106.

Некоторые девушки приветствовали войну так же, как восторженные юноши: словно приключение, придавшее смысл повседневной рутине. Немецкая аристократка Элеонора фон Йост вспоминала: «Я была молода, это затягивало. Я думала: “Вот настоящая жизнь”»107. После того как девятнадцатилетняя Элеонора приняла участие в трагическом массовом исходе 1945 г. гражданского населения из Восточной Пруссии, ее мать иронизировала: «Дочка даже от этого ухитрилась получить удовольствие». Существенно изменилось отношение к внебрачному сексу. В каждой сражавшейся нации находилось немало женщин, которые чувствовали желание и даже обязанность «вознаградить» ежечасно рискующих жизнью мужчин. Мюриэль Грин, служившая на британском аэродроме, однажды записала в дневник о пробудившейся у нее склонности к французу из канадского подкрепления: «Я почти влюблена! Или это влюбленность в саму идею любви? О, быть такой молодой, такой глупой! Как подымает дух любовь в военную пору! Он одинок, одинока и я. Мы оба оказались вдали от дома и друзей. Не помню, обещала ли я поехать с ним вместе в Канаду или нет? В любом случае я стану его другом. Война все спишет»108. Несколько дней спустя она писала о том, как против воли разрешила шотландскому солдату поцеловать ее перед отплытием за море: «Я не очень-то хотела целоваться с ним, но они отбывают… и я могу оказаться последней девушкой, кого он поцелует на родине, а то и вовсе последней в его жизни. Благослови его Бог! Он такой милый, его не должны убить»109.

Мисс Грин, двадцати двух лет, в начале войны чувствовала себя глубоко несчастной, как явствует из приводимых выше цитат, но позднее нашла в этой поре и радости и среди них в первую очередь любовь. 1944 г. она запомнила как «счастливейший в моей жизни. Отличное здоровье, прекрасные друзья, хорошие условия работы и вдоволь денег (вот только купить нечего). Мы весело проводили время. Война все еще шла, оставляя на душе шрамы, но я оказалась одной из счастливиц, кого война почти не задела110…Жизнь в общежитии превратила многих девушек во временных жен: порядочных холостяков почти не осталось. Мы говорим: “Война все спишет” – и наслаждаемся жизнью, как можем, что в здешних местах означает: спим с чужими мужьями»111.

Вот и оборотная сторона медали: мужчины, служившие за морем, беспокоились, хранят ли жены им верность. Сержант Гарольд Феннема писал из Европы жене в Висконсин: «Дорогая, я слишком часто слышу от товарищей о том, как в очередном письме из дома им пишут о знакомой женщине, которая родила ребенка, хотя ее муж сражается здесь уже больше года. Больше всего тревог причиняет ребятам мысль об измене»112. И служивший в Красной армии капитан Павел Коваленко пишет в июле 1943 г. примерно о том же: «Война перетряхнула все семейные ценности. Все пошло к чертям. Живут сегодняшним днем. Много нужно силы и терпения, чтобы противостоять искушению и не замараться. Мне приходится бороться: брак для меня священен»113.