Знак И-на - Татьяна Веденская

— Отлично. Еще один малюсенький вопрос. А зачем вы вообще снимали дом в этой деревне, да еще под чужим именем?

— Тут прекрасная природа. Волга, пляжи. Мне нужно было отдохнуть. А чтобы люди не думали, что я одна, я сказала, что отдыхаю с мужем и ребенком. Платила я наличными, а имя… Я знала, что Нечаев может попытаться меня найти. Так что я забралась в эту глушь, чтобы спрятаться.

— Для безопасности? — вторил ей Иван, едко ухмыляясь. — Нож, как я понимаю, тоже для безопасности?

— Конечно. Бегать по лесам очень полезно для здоровья, но делать это без средства защиты было бы очень опрометчиво. Кроме того, нож самый обычный, не является холодным оружием, — говорила Алиса самым невинным тоном.

Нож ее — действительно смертельное и очень опасное оружие, но, по стандартам закона, не имел ограничителей — упоров для пальцев и, таким образом, не подходил под термин. Алиса долго консультировалась, прежде чем остановиться именно на этой модели.

Иван кивнул и улыбнулся. Неглупая, ой, неглупая ты, дочка Андрея Петровича.

Позже Шапошникова прослушивала аудиозапись допроса, стоя с переплетенными на груди руками и сжатыми в тонкую нить губами. Придирки к пистолету, конечно, были чистой формальностью. Шапошникову — и отдел по борьбе с экономическими преступлениями — интересовало содержимое опустевшей депозитарной ячейки погибшего Морозова. По их подсчетам, там должно было или могло лежать до десяти миллионов долларов. Морозов использовал свои возможности доступа к вещественным доказательствам, создавал липовых дольщиков и других потерпевших долгие годы. Однако и тут Алиса оказалась подготовленной, говорила аккуратно, категорически заявила о своем полном незнании ни о каких схемах отца. Больше того, она заявила, что считает все обвинения ложью — ее отец был честным человеком. А что касается депозитарной ячейки, она не знала, что не имеет права входить туда после смерти отца. В конце концов, она не юрист. К тому же в депозитарной ячейке она не обнаружила никаких ценностей — ничего, кроме старых семейных фотографий. Ей очень жаль, что она нарушила закон о наследовании, и, раз уж так, она готова вернуть фотографии, чтобы ее бабушка унаследовала их. Если уж по-другому нельзя. Почему бабушка? Ну, бабушка старая, а у Алисы и так в жизни есть все, что нужно.

— Нож без упоров и пистолет без истории? Это все? — спросила Шапошникова самым мрачным тоном.

Третьяков пожал плечами.

— Но что я должен ей вменять? Скажите — я вменю. Что мне — травку ей подбросить?

— Не ёрничать! — взвизгнула Шапошникова. — Думаешь, я не знаю, что тебя все это только радует?

— Она вообще-то обезвредила маньяка, с риском для жизни, — напомнил Шапошниковой Иван.

Зарина Георгиевна пожала плечами и махнула рукой.

— Такие деньги, которые ее отец за все эти годы украл, — они должны руки жечь. Понаблюдаем, вычислим. Не таких выводили на чистую воду. Впрочем, это вообще не твои проблемы, Третьяков. Ты и так уже чуть не запорол захват Нечаева.

Она позвонила сама где-то дней через десять, когда Иван сидел за своим столом в отделении и разглядывал фотографии с места преступления — на МКАДе, в кювете было обнаружено тело молодой женщины, предположительно подрабатывавшей торговлей тем самым телом, которое они обнаружили. Иван даже удивился, увидев имя Алисы Морозовой на битом, в паутинках, экране своего телефона. Привык, что они связываются друг с другом то по шифрованным каналам, то, вообще, через закодированные сообщения, то во время допроса, общаясь жестами и мимикой. Привык, что они вообще не общаются.

— Привет, как дела? — Он даже не знал, что сказать.

— Скажи, ты не мог бы отвезти меня на дачу? — спросила Алиса безо всяких предисловий. — Когда у тебя выходной?

— На какую дачу?

— Не надо, Ваня, — попросила она, и что-то в ее голосе смутило и огорчило Третьякова.

Она говорила так, словно была тяжело больна и просила его выполнить последнее желание. Отчасти это так и было, не в том смысле, что Алиса была чем-то больна. Нет, она была вполне здорова, даже свежа, и снова выглядела, как настоящая английская принцесса — белоснежное летнее платье и такие же, в тон, босоножки. Аксессуары или что там надевают девчонки, чтобы свести мужчин с ума. Алиса не вернула свой естественный цвет волос, осталась блондинкой и даже загорела — выглядела так, словно всю жизнь провела на курортах. Только легкая хромота напомнила ему обо всем том, что случилось с нею. Хромота — и тонкий некрасивый шрам на шее.

— Что говорят врачи? Заживет шрам? Не останется? — спросил Иван, когда Алиса села к нему в машину.

— Ты думаешь, такие шрамы исчезают? — удивленно спросила она. Иван завел машину и покосился на Алису с явным беспокойством. — Если я вдруг замолчу и начну биться лбом о стекло, просто намотай мне на голову полотенце.

Иван опешил.

— У меня нет полотенца.

— Я шучу. — Алиса расхохоталась. — Третьяков, я не знаю, будет у меня паническая атака или нет. Скорее всего, будет. Но это ерунда, понимаешь? Ну посижу, помолчу, подышу.

— Ты можешь сказать, чего ты хочешь? Зачем мы едем туда? Ты же поклялась туда не ездить.

— Я никогда не клялась, — скривилась она. — Что за чушь. Я просто физически не могла поехать. Почувствуй разницу.

— Ладно, как скажешь, — пожал плечами Иван и дальше поехал молча. Только где-то на выезде с МКАДа на Новую Ригу сказал, что Алиса очень хорошо выглядит.

— Знаешь, я словно с войны вернулась. Так я себя чувствую, словно у меня какой-то там синдром. Мир кажется таким странно тихим, нереальным, мирным. А у тебя?

— А у меня мертвая проститутка, — пожал плечами он.

— А мне придется жить всю жизнь, не зная, кто же все-таки убил моего отца. Он мне сказал кое-что там, Нечаев. Он сказал, что видео он получил по электронной почте. Понимаешь, кто-то ходит по этой земле, дышит, планирует отпуск, наслаждается летней погодой. Кто-то из ваших. И я никогда не узнаю, кто.

— Может быть, тебе не так уж и надо это знать? Мало ли, что еще ты узнала бы вместе с именем.

— Ты намекаешь на то, что мой отец крал деньги?

— Которых ты не нашла в депозитарии.

— И вообще нигде, — согласилась Алиса. — Да, я знаю, как говорили в каком-то старом фильме: наказаний без вины не бывает. Просто скажи… тебе не страшно жить, зная, что кто-то из ваших отпустил Нечаева гулять на свободе? Убивать?

Иван не ответил. Они добрались до Благинина быстро, утром весь автомобильный поток шел в обратную сторону, но когда они почти повернули к деревне, Алиса попросила Ивана заехать на «то самое» место, где когда-то погибла ее мать. Она знала, что там стоит крест с цветами и что на кресте выбито имя — Светлана Морозова. Она никогда не видела этого креста, не думала, что захочет видеть. Когда они остановились, Иван обеспокоенно вышел и остался стоять рядом с Алисой, но она вела себя на удивление спокойно. Достала из машины сумку, подошла к обочине, вынула из сумки небольшой изящный венок из ландышей и повесила на крест.