Стокгольмское дело - Йенс Лапидус

Идиотка… ей нужно было подготовиться, придумать на такой случай какое-то более или менее правдоподобное объяснение.

А сейчас ничего не приходит в голову.

– Кто тебя впустил?

Эмили покачала головой.

– Я сама. Йоссан попросила захватить для нее кое-что.

Магнус хмыкнул – весело, как ей показалось.

– А почему Йосефин не могла это сделать сама?

– А ты сам что здесь делаешь? – Эмили решила перехватить инициативу.

– Обет молчания. Слышала про такой? Обет молчания не позволяет мне поделиться с тобой этой тайной.

Эмили ничего не понимала. Магнус должен был разозлиться, вышвырнуть ее из архива, мог даже вызвать охрану. А он мягко спросил:

– И все же… что ты тут делаешь?

На секунду промелькнула мысль: а может, рассказать ему все как есть? Открыть карты? Но: почему он пришел? И почему именно сюда?

На видео с камеры наблюдения в Seven-eleven лица входящего не видно. А вдруг это был Магнус?

Он подошел и остановился – совсем рядом. От него сильно пахло спиртным.

– Эмили, – сказал он негромко и, как ей показалось, печально. – Меня удивило, что ты ушла, не попрощавшись. Ты же не англичанка, чтобы уходить по-английски.

Господи, что ему надо? Сейчас бы с независимым видом попрощаться, раз уж он так тосковал по ее прощанию, и уйти. И в то же время ей было не по себе. Она поняла, как чувствуют себя застигнутые на месте преступления воришки.

– Магнус, мне надо идти. Я же сказала – пришла захватить кое-что для Йосефин.

Магнус придвинулся еще ближе. Почти навис над ней.

– Да, ты сказала, но я все равно не понимаю. Ты не имеешь права сюда входить, ты у нас больше не работаешь.

– Мне надо идти, – повторила она с нажимом.

Что делать в такой ситуации? Ответ ясен: уносить ноги. Но тогда зачем она вообще сюда приходила? Она же не нашла то, что искала…

И как уйти, если Магнус загородил дорогу?

На его губах играла странная, Эмили даже показалось – неуверенная улыбка.

– Я давно хотел тебе сказать… мы как-то неудачно повидались в последний раз. Там, в ресторане. Все время хотел попросить у тебя извинения, только не знал, что сказать. Можем начать с того, на чем закончили…

Надо было бы ткнуть его кулаком в лицо и бежать… но не хватало только затеять драку с младенцем в животе.

У нее участилось дыхание, помещение архива показалось клаустрофобически тесным и жарким.

– Чудеса, да и только. Я обожаю работать в такие дни – никого нет. Думаю, провожу гостей и закончу одно старое дело – и на тебе. Сюрприз! Удивлен и, скажу честно, – обрадован. Понимаешь?

Эмили уставилась на него. Она понимала только одно: либо Магнус смертельно пьян, либо у него не все в порядке с головой.

Собственно, уже поздно, чтобы думать о завтраке. И все же Роксана открыла холодильник – не осталось ли чего съестного? Много времени поиск не занял: кроме початого пакета с йогуртом на двери, в холодильнике ничего не было.

Несколько часов назад говорила с Николой.

– Чем ты занят? Почему мы не можем увидеться?

– Рокси, я не все могу тебе сказать, даже если очень хочу.

– Это все твоя проклятая война? Это из-за нее ты не хочешь меня увидеть?

– Мне надо кое-что сделать, иначе я не смогу с собой жить.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что я должен завершить одно дело. Иначе я не смогу посмотреть на себя в зеркало.

– Но ты же уже попытался! Ты же сделал все что мог!

– Нет. Не все. Попытался, да… и теперь у меня руки в крови. Произошла страшная ошибка.

– Послушай, Никола… Ты сможешь жить с собой в любом случае. Шамона не вернешь.

– Какое это имеет значение? Все оказались сволочами, даже мои бывшие герои. Дядя неизвестно где. Мать не врубается. А тот, кто казался мне воплощением справедливости, заказал Шамона. Когда тебя на каждом шагу предают, остается только месть.

Роксана глубоко вздохнула. Набралась решимости.

– Никола, я не знала Шамона, но не думаю, что ему бы понравилось, что ты мочишь невинных людей. Ты думаешь, можно поправить дело, наказав тех, кто тебя предал? Нет… ты только еще глубже утонешь в дерьме. Потому что с каждым таким шагом ты предаешь самого себя, того Николу, которого так любил Шамон. Ты понимаешь, что я хочу сказать? Ты не должен предавать самого себя только потому, что тебя предали другие. И еще вот что…

Короткие гудки. Он повесил трубку.

Оставил ее.

И он тоже.

Йогурт оказался слишком сладким, но она допила его да конца. Оделась и остановилась в прихожей. Собиралась с мыслями.

Какие, к черту, мысли? Злость, отчаяние, страх. Сегодня надо платить отморозкам.

Скромно звякнул телефон – почта.

Результат пробы.

Ваш результат вы можете найти, перейдя по следующей ссылке.

Она машинально нажала на ссылку.

2,0.

О, Боже!

Две целых ноль десятых! Максимальный балл! Сама, без наемных умников. Теперь можно спокойно поступать на психологию. Элитарное образование. И что с этой двойкой делать? Похвалиться перед отморозками? Все равно не пожалеют.

Может быть, Никола все же придумает что-нибудь?

Она открыла Google на мобильнике. Никола. Подумала и добавила: Максумич. Почти ничего. Одна-единственная фотография откуда-то из недр Фейсбука. Что-то про его маму и бесконечное количество ссылок на его дядю. Дерзкий побег – наверное, на сотне сайтов. Можно весь день читать.

Попробовала по-другому.

Шамон Ханна. Убийство. Месть.

Несколько ссылок. Какой-то откровенно расистский сайт о войне сирийских гангстеров в Сёдертелье. Статья в «Афтонбладете» – общие места о росте преступности в Большом Стокгольме, о неконтролируемом потоке огнестрельного оружия. Там же рассуждения: кто мог быть заинтересован в убийстве Шамона? Журналист строит предположения и догадки и, судя по тексту, страшно горд своей проницательностью.

На удивление много комментариев.

Появляется еще одна фигура: некто Юсуф, якобы близкий друг Шамона. Исчез. Пропал без вести.

Еще на каком-то сайте объявление:

Мы, семья Юсуфа, обещаем вознаграждение в пятьсот тысяч крон тому, кто сообщит нам или полиции имя того, кто отнял у нас любимого мужа и родственника. Магдалена и семья.