Дитя ярости - Клэр Легран

Риэль бросила не него гневный взгляд.

– Немедленно освободи его, или я уничтожу тебя.

– Только попробуй, и они все умрут, прежде чем погибну я.

Она покачала головой, глаза ее наполнились слезами.

– Я думала, что ты…

– Что я люблю тебя? – Выражение лица Кориена смягчилось. – Малышка, не могу выразить, как сильна моя любовь к тебе. Я делаю все это только ради тебя. Если ты не оставишь их, они будут подавлять, унижать и наказывать тебя за то, что ты осмелилась разрушить стены, которые они выстроили вокруг тебя.

Он медленно подошел к ней.

– Они будут напоминать тебе о прошлом – о нежных чувствах, дорогих сердцу моментах, – чтобы использовать в своих целях всю ту силу, которая заключается в твоем чудесном теле. И они не остановятся ни перед чем и даже не подумают поберечь тебя, потому что будут испытывать слишком сильный ужас перед твоей непостижимой мощью. Если тебя охватят сомнения в их правоте, они будут твердить о том, как сильно они тебя, якобы, любят, пока ты не смиришься и не сделаешь то, что хотят они.

Он стоял к ней так близко, что она могла чувствовать свежий запах его прохладной кожи, пряный аромат его одеяний. Он взял ее за подбородок затянутой в перчатку рукой. Но и от этого простого прикосновения ее тело захлестнула жаркая волна. Казалось, что вся скрытая в ней сила вскипела, полностью пробудившись и заставляя ее тянуться к нему.

Она стояла, совершенно беспомощная, не в силах отстраниться.

– Именно так и будет, – Кориен опустил голову и прошептал ей на ухо: – Даже он не исключение.

Одрик.

– Ты не прав. – Она отчаянно надеялась, что не ошибается сама. – Он меня любит и всегда будет любить.

Она почувствовала исходящую от Кориена снисходительную жалость.

– Кто это тебе сказал?

При этих его словах перед ее внутренним взором внезапно возник отчетливый образ: Одрик, сидящий на спине Астерии, вскрикивает от боли. Шаваль резко приземляется на поросшем травой горном лугу, и принц, больно ударившись, падает на землю. Он роняет Иллюминор и обхватывает голову руками. Его глаза меняют цвет – от серого, цвета грозового неба, до его обычного карего, и снова затягиваются серым туманом.

Видение исчезло, и хотя Риэль не знала, реальное оно или внушенное Кориеном, для нее этого было достаточно. В ее сердце вскипел дикий гнев.

– Не смей трогать его, – прорычала она.

Кориен отступил от нее на шаг.

– Риэль, подожди…

Она повернулась к нему, выбросила вперед руку и закричала:

– Убирайся прочь от меня! – И, позволив своей силе вырваться, направила всю ее мощь на ангела.

На сей раз это были не стихии ветра, земли или теней, наполнявших пещеру. Эта сила сочетала в себе мощь всех стихий, но не являлась ими, превосходя их все вместе взятые.

Это был эмпириум во всей его первозданной чистоте и мощи, неодолимый и ослепительный.

Под ногами Риэль невидимая ткань бытия распалась, взорвалась короткой волной света, стены пещеры гулко дрогнули.

И этого оказалось достаточно.

Когда Риэль опомнилась от шока, она лежала на камнях, голова кружилась.

Она посмотрела на ладони: они были покрыты кровью.

Ее кровью?

Она моргнула.

Да. Резкая боль, пронзающая тело, то накатывала, как волна, то уходила.

Но где Кориен?

Она огляделась вокруг, все еще ошеломленная, и услышала неподалеку ужасный, надрывающий душу вой – ангел уползал от нее в лоскутах сгоревшей дотла одежды, а его тело…

Поток ее силы сжег его.

Он был искалечен до неузнаваемости, превратившись в кровоточащий красный кусок мяса, его обгоревшая кожа отвратительно поблескивала. Он выл от нестерпимой боли и полз к выходу из пещеры, ведущему к холмам.

– Не смотри на меня! – завопил он срывающимся голосом. – Ты не должна меня таким видеть!

Его лицо невозможно было узнать, настолько оно было изуродовано. Но его агония, стыд – и его гнев – звенели у нее в голове, заставив крепко зажмуриться.

Когда она снова открыла глаза, в пещере его уже не было.

А затем из угла пещеры она услышала приглушенный крик – ее отец пришел в себя и теперь пытался что-то сказать, тяжело дыша. Чуть поодаль она увидела короля Бастьена и лорда Дервина, не проявлявших признаков жизни. Они не сгорели, как Кориен, а словно застыли. Свет покинул их остекленевшие глаза, лица были искажены гримасами ужаса.

Риэль попыталась было подняться, но снова упала на колени.

– Папа?

Она подползла к нему, повернула к себе его лицо.

Он судорожно глотнул воздух, взгляд его по-прежнему был затуманен.

– Я здесь, с тобой. – Она прикоснулась к его холодному лицу. Почему от него веяло таким холодом? – Все в порядке. Он ушел, а я здесь. Нам только надо… О, боже…. – Она повернулась к выходу из пещеры и изо всех сил закричала: – Лекаря сюда, скорее! Пожалуйста, кто-нибудь, помогите нам! Гарвер!

– Я… вспомнил…

– Папа, о чем ты? – Она прижала его руку к своей щеке. – Что ты вспомнил?

– Под луной, – задыхаясь, произнес он, ловя ртом воздух. – Под лу…

– Мамина колыбельная?

Он попытался улыбнуться ей дрожащими губами.

– Под луной, – закончила она за него, неуверенно напевая, – ты найдешь там меня.

Он кивнул, закрывая глаза. По его щекам катились слезы, тая в аккуратной, ухоженной бороде. Благодарная улыбка тронула его губы.

– Ты руки моей коснись, – продолжила она едва различимым шепотом. – Молча звезды смотрят вниз, обещая нам свободу, ты до них лишь дотянись. Под луной…

Его тело дернулось, рука обмякла в ее ладонях.

Закрыв глаза, она прижалась лицом к его руке, отказываясь поверить в происходящее. Если только ей удастся допеть колыбельную, если она не будет смотреть на него, тогда, быть может, все это окажется просто дурным сном?

– Под луной, под луной, ты найдешь там меня, – шепотом пропела она. – Под луной, под луной, будем вместе, ты и я.

Голос у нее пропал, она была не в силах произнести больше ни слова. Свернувшись калачиком рядом с ним и прижавшись лицом к его груди, она лежала так, вся дрожа от осознания своего абсолютного одиночества.

Внезапно снаружи раздался знакомый резкий крик, не то ржание, не то клекот, выдернув Риэль из ее всепоглощающего горя.

Порыв ветра и стук копыт возвестили появление Астерии у самого входа в пещеру, через который совсем недавно выползал Кориен.

Риэль оторвалась от отца и выпрямилась, страх занозой вонзился в сердце. Одрик. Что она скажет ему, как все объяснит?