Записки из чемодана. Тайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его смерти - Иван Серов

Когда он дошел до нормы кофе — 200 грамм на человека в месяц, я ему подсказал, что надо сказать «кофе натуральный». Анастас Иванович в начале не придал значения моему замечанию и сказал «понятно, что настоящий кофе», но когда объявил, то в зале были аплодисменты.

После совещания Анастас Иванович спрашивает меня: «В чем дело?» Я ответил: «Немцы очень любят кофе. Всю войну их Гитлер поил эрзац-кофе из опилок, смешанных с размолотым ячменем. Поэтому слово „натуральный“ вызвало аплодисменты». Анастас Иванович сказал: «Смотри, ты за неделю уже узнал немцев».

В общем, с немцами нужна большая осторожность. Когда их держишь в руках, то они слушаются и любят подчиняться, и вместе с этим они большие нахалы. Если почувствовали, что можно что-то получить, то готовы за ворот взять и вытряхнуть из тебя…

На днях после отъезда А. И. Микояна мы с В. Д. Соколовским собрали человек 35–40 промышленников, чтобы восстанавливали промышленные и продовольственные магазины, а также производство и с разрешения комендантов городов начинали производить и торговать для населения. Воспринято было очень хорошо. Немцы повеселели.

После совещания приказал устроить небольшой прием, чтобы они почувствовали авторитет СВАГ. Когда на приеме все было съедено и выпито, а поесть за счет ближнего своего они очень любят, то некоторые из них сразу ко мне: «Герр генерал, нам для выполнения ваших указаний надо 10 автомашин, покрышек, бензина» и т. д. и т. п. Причем уже тон разговора не просящий, а требующий.

Ну, я, конечно, одернул, сказал, что у облавтотранспорта, а коменданты помогут отобрать, у кого он лишний. И приказал разъезжаться и делать, что сказано. Вот вам немец!

В первом часу ночи ко мне вошел адъютант и говорит: «Только что по московскому радио объявили Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза 7 генералам 1-го Белорусского фронта, Малинину, Соколовскому и вам»[304].

Для меня это было большой неожиданностью, потому что ни Жуков, ни член Военного совета Телегин мне ни слова не говорили об этом, никаких от меня справок не брали. Затем буквально через 5 минут позвонил мне Телегин (Жуков в это время был в Москве) и начал поздравлять. Я поблагодарил Военный совет фронта за внимание.

На следующий день, около двух часов дня, мне позвонил Жуков, который прилетел из Москвы. Поздравив с присвоением звания Героя Советского Союза, он передал трубку Вышинскому — политсоветнику, недавно назначенному по линии Советской военной администрации[305].

Вышинский также поздравил меня и спрашивает: «А что ты сейчас будешь делать?» Я отвечаю: «Вероятно, то же самое, что и вы собираетесь там делать, обедать». — «А ты можешь накормить нас с Георгием Константиновичем?» — Я отвечаю: «Не знаю, сытно ли, но кое-что подать могут». — «Тогда мы к тебе едем».

Я быстро передал, чтобы накрывали на стол на троих. И действительно, минут через 20 появились они оба, веселые. Оказывается, Жукову в тот же день было присвоено звание трижды Героя Советского Союза.

Мы поздравили друг друга. Затем за столом еще по разу отметили это важное событие.

Когда немного выпили, Жуков потребовал баяниста. Я спрашиваю: «Зачем он тебе нужен?» «А что же, ты не хочешь, чтобы мы с Андреем сплясали?» — Я говорю: «Пожалуйста». Я знал, что со мной в бронетранспортере ездил старшина, который хорошо играл на гармошке и возил гармошку с собой.

Когда появился гармонист, то Жуков с Вышинским схватились в перепляс. Я был очень удивлен, что Вышинский здорово пляшет.

Конечно, переплясать Жукова было трудно. Жуков хорошо плясал, но Вышинскому к тому времени было уже под 70 (на самом деле ему был 61 год. — Прим ред.), и, тем не менее, он отплясывал, как молодой парень. Посидели часа полтора, потолковали о предстоящих задачах и разошлись.

Описывать происходящее становится все труднее по ряду существенных причин.

Во-первых, мало для этого времени, так как нужно следить и руководить немцами буквально день и ночь ввиду того, что возникают неожиданные вопросы и происшествия.

Во-вторых, часто приходится выезжать из Берлина в провинциальные центры: Лейпциг, Галле, Мекленбург, Йена, Веймар, Дрезден и др.

Ну и, в-третьих, получил задание из Москвы заняться серьезно демонтажем наиболее ценных для Советского Союза предприятий с военным уклоном. Поэтому, видимо, будут пропуски в некоторых второстепенных событиях, но основное буду стараться записать.[306]

На днях была получена телеграмма от Сталина, чтобы продумали, какой надо создать аппарат в Германии для административного руководства жизнью немцев, как его назвать, и иметь в виду, что главным будет маршал Жуков. Значит, выходит, что Жуков остается в Германии.

Собрались по этому поводу у Жукова. Вышинский, значившийся политсоветником при Главкоме, Соколовский В. Д., я и начальник штаба фронта Малинин М. С.

Судили, рядили, и как будто все вопросы, которые будет выполнять этот орган, обсудили и стало ясно. Но как дело дошло до названия, то тут и получилась загвоздка. Мы с Жуковым сошлись на том, чтобы назвать «Главнокомандующий Советской военной администрацией в Германии».

Вышинский был против слова «Главком» по мотивам политическим, т. е. немцы будут бояться этого слова. Он предложил назвать «Главноначальствующий». Вначале это слово показалось мне чересчур гражданским, а с немцами надо обращаться тверже, по-военному. Поэтому я возражал. Потом все же мы все согласились с предложением Вышинского.