Лазоревый грех - Лорел Гамильтон

Он все еще не отпускал моих рук:

— Ты до этого давала Ашеру на тебе кормиться?

Не знаю, что бы я ответила, потому что он сразу отпустил моируки и медленно потянулся к моему подбородку. Я знала, что он хочет, и не моглапомешать. Ричард повернул мне голову в сторону и обнажил укусы вампира на шее.

— Когда ты начала делиться кровью?

— Прошлой ночью.

Он отпустил руку, и я заглянула ему в глаза. Одного взглядахватило. Он, как и я, считал секс меньшим злом. Проблема здесь та, что есличто-то — меньшее зло, то есть что-то другое, что уже большее зло.

— Это всего лишь Жан-Клод, или... — Он глянул наАшера.

— Поговорим об этом завтра, Ричард. Обещаю, что поговорим.А сейчас я должна помочь Ашеру.

Он покачал головой:

— Это на тебе зубы Жан-Клода?

Я вздохнула и опустила глаза к полу. Потом заставила себясмотреть в глаза Ричарду, но черт меня побери, нет у меня для этого времени исил! Сейчас — нет.

— Нет, — ответила я.

Снова беглый взгляд на Ашера:

— Он?

— Да.

— Как ты могла?

— Если бы я не допустила к себе Ашера, он бы сегоднябыл мертв или в рабстве у Белль Морт до скончания века. Такова одна из причин.

— Ты знала, что он сможет от тебя кормиться?

— Нет. Но Мюзетт заявила на него права от имени Белльпотому что он был ничей. Мы постарались, чтобы он стал нашим.

— Мы? — Он сперва глянул на Мику.

Лицо у Мики было совершенно нейтрально.

— Не Мика, а Жан-Клод.

Он посмотрел на вампира, потом на Мику.

— Как вы могли ей это позволить?

— Я бы предложил ему питаться от меня, если бы этомогло помочь, — ответил Мика.

У Ричарда расширились глаза. Он никак не мог вместить всеэто в голове.

— Я не понимаю.

Мика только посмотрел на него недолгим взглядом, потом наменя, и что-то в его глазах сказало мне: он понимает отчасти, чего все этостоило мне, нам обоим, нам всем. Теперь Ричард уже должен был отпустить моюруку. Он даже отступил от меня на шаг, будто не хотел быть так близко. Будто ясделала что-то нечистое. Знал бы он только! А может быть, секс его вообще неволновал, а только что я дала от себя кормиться. Мои моральные принципыперестали быть такими четкими, как раньше.

Я вздохнула и повернулась к Жан-Клоду:

— Так как ты участвовал в сеансе, когда Ашер кормился,он сможет питаться от тебя при моем посредстве, я думаю.

— Вероятно, — кивнул Жан-Клод.

— Если ты притронешься ко мне, когда я коснусь Ашера, иопустишь щиты, мы попробуем. Я думаю, что вдвоем мы приведем его в такоесостояние, когда питание кровью вернет его к прежней норме.

— Я готов от всей души попытаться.

Я подавила желание глянуть на Ричарда.

— В тебе я не сомневалась, — сказала я и отошла отних обоих к Ашеру. Я хотела вернуть Ашеру здоровье, но, если честно, на этуночь с меня мужчин моей жизни уже вот так хватило.

Мы с Жан-Клодом опустились на колени возле Ашера. Он уже отпервой маленькой пробы набрал достаточно сил, чтобы улыбнуться. Это был едвазаметный призрак прежней улыбки, но такое для меня облегчение, что я тожеулыбнулась.

Взяв за руку Жан-Клода левой рукой, я положила правую нащеку Ашера. Как только я его коснулась, он стал тут же самым красивым из всего,что я видела в жизни. Все было не важно — важно было только прикосновение кнему. Только быть с ним. Только Ашер имел в этом мире значение, и мир сузилсядо его глаз, до его тела.

Где-то в глубине сознания я понимала, что Ашер не применяетко мне вампирской силы. Все, что я до сих пор чувствовала, — настоящее.Потому что вот это — настоящим быть не может. Я никогда ничего подобного неощущала, поскольку это была не любовь, не вожделение — одержимость. Отчетливоезнание, что если я сейчас до него не дотронусь, то умру. Я осознавала, что этоне так, но ощущала, будто так и есть. Помоги мне Бог, так это ощущалось.

Я резко высвободила левую руку — ее что-то держало, и я немогла касаться Ашера обеими руками. А мне надо было именно обеими руками егокасаться. Я легла на него и провела руками по нему сверху вниз.

Его руки взяли мое лицо, и на каком-то уровне я знала, чтоони ощущаются как пергамент, натянутый на палочки, но впервые имея дело свампирскими приемами, я не стала сопротивляться. Я позволила силе Ашерапревратить возможный ужас в нечто эротическое и красивое.

Я открыла себя полностью, и Ашер подчинил меня как поток, прорвавшийдамбу, заливающий землю, слишком долго остававшуюся без воды. Его сила не несламеня — поглотила, захлестнула меня весом тысячи волн, прижала меня к песчаномудну и держала под толщей океана. Я не то чтобы тонула — мне было все равно,тону я или нет.

Я очнулась — если это правильное слово — под его телом,прижимающим меня к каменному полу. Я смотрела на волнующееся облако его волос,и искры сверкали в них как в золотой завесе. Я погладила их руками — они былимягкие, снова живые. Край щеки снова был упруг и шероховат от шрамов. Якоснулась этих знакомых рубцов, и он повернулся ко мне лицом. От его вида уменя перехватило дыхание.

От лба и до щеки, до полных губ, он снова был безупречен.Глаза его в этом лице были как сапфиры на фоне жемчуга и золота.

Я рассмеялась, увидев его, смехом радости. Он приложилладонь к моей щеке, и я повернулась поцеловать эту ладонь. Тяжесть его тела намне была самым прекрасным ощущением в моей жизни, потому что это былодоказательство, что он вернулся, что он здоров, что он цел.

Он то ли поднял, то ли перевернул меня в сидячее положение усебя на коленях, а сам прислонился спиной к стене. Потом повернул меня у себя вруках, чтобы мне стала видна Белль Морт. Мне не надо было глядеть ему в лицо,чтобы знать: оно не до конца дружелюбное.

— Производит впечатление, не правда ли? — спросилЖан-Клод.

— На меня — нет. Он может питаться энергией только тех,у кого уже брал кровь и подчинял их несчастные умишки. Ты не хуже меня знаешь,Жан-Клод, что Ашеру нельзя позволять подчинять мозг каждой жертвы. Иначе за нимбудет бегать парад обезумевших от любви кретинок.

Насчет обезумевших от любви кретинок мне не понравилось, ноя не стала возникать. Мы сегодня побеждали. Когда побеждаешь, не вступай вспоры.

— Пусть все так, Белль, но Ашер восстановил своевеликолепие. Мы более не имеем нужды в тебе, поэтому ты и твоя свита должныпокинуть нашу территорию до завтрашней ночи.