Австро-Венгерская империя - Ярослав Шимов

ЖРЕБИЙ БРОШЕН

Еще не были похоронены жертвы сараевского убийства, а «партия войны» в Вене уже поняла: случившееся — прекрасный шанс свести счеты с Сербией, раз и навсегда избавиться от опасного «балканского Пьемонта». «Сейчас или никогда» — под этим лозунгом выступили не только давний сторонник войны Конрад фон Гетцендорф, но и министры иностранных дел и обороны — Л. Берхтольд и А. Кробатин. Шеф Балльхаусплац хоть и советовал дождаться предварительных результатов расследования сараевского преступления, однако предупреждал, что «в случае слишком долгого ожидания может быть упущен... момент, когда общественное мнение Европы находится под впечатлением злодейского убийства... Полное же игнорирование кровавой драмы (т. е. отсутствие решительных действий по отношению к Сербии. — Я.Ш.) равнялось бы отказу от нашего статуса великой державы — со всеми вытекающими из этого неблагоприятными политическими и моральными последствиями».

Между тем расследование убийства эрцгерцога и его супруги продвигалось довольно быстро. Террористы, готовившие и осуществившие покушение, были задержаны или на месте, или несколько дней спустя. Поначалу члены «Млады Босны» хранили молчание, но затем один из них, Данило Илич, то ли из страха, то ли после того, как ему пообещали помилование, рассказал следователям все, что знал. (По иронии судьбы именно Илича вместе с еще двумя террористами впоследствии казнили. Остальные, в том числе Г. Принцип, были — одни благодаря смягчающим обстоятельствам, другие из-за несовершеннолетия — приговорены к длительным срокам тюремного заключения. Принцип, а также Н. Чабринович и Т. Грабеж умерли в 1916—1918 гг. в тюрьме от туберкулеза.) Стало ясно, что к организации сараевского убийства причастна «Черная рука», однако никаких доказательств того, что убийцы Франца Фердинанда были связаны с официальными властями Сербии, обнаружить не удалось. Специальный представитель Австро-Венгрии Ф. Визнер, посланный в Сербию для расследования обстоятельств подготовки теракта, докладывал 13 июля 1914 г.: «Доказать и даже подозревать сербское правительство в том, что оно было осведомлено о покушении, либо участвовало в его осуществлении и подготовке, либо предоставило для него оружие, — не представляется возможным».

Сами сербские лидеры вели себя после гибели Франца Фердинанда вполне корректно: король и принц-регент даже выразили соболезнования Францу Иосифу. Правда, в Белграде царило приподнято-воинственное настроение, а националистическая сербская печать преподносила убийство как следствие агрессивной политики Вены и Будапешта по отношению к южным славянам. 10 июля неожиданно умер от сердечного приступа русский посол в Сербии Н. Гартвиг — причем в тот момент, когда он находился на приеме у австрийского посла В. Гизля, которому пришел разъяснить позицию своего правительства. Эта смерть вызвала в Белграде новую волну антигабсбургской истерии: Вену подозревали в отравлении Гартвига, известного своим ярым панславизмом и просербской позицией. Но всех этих антиавстрийских выпадов было, мягко говоря, недостаточно для развязывания войны против Сербии.

Тем не менее в Вене были намерены действовать. Однако для начала императорское и королевское правительство решило уточнить позицию Германии: собирается ли она в случае военного столкновения прийти на помощь союзнику? Чтобы установить это, 4 июля в Берлин отправился секретарь министерства иностранных дел граф А. Хойош. Он вез два документа: личное послание Франца Иосифа Вильгельму II и наскоро переработанный с учетом изменившейся ситуации меморандум Мачеко. «Покушение на моего несчастного племянника, — писал старый император, — есть прямое следствие агитации русских и сербских панславистов, чьей единственной целью является ослабление Тройственного союза и разрушение моей империи... Речь идет о хорошо организованном заговоре, нити которого ведут в Белград... О примирении... с Сербией... теперь и думать не приходится... Сербия должна быть исключена из числа политических факторов на

Балканах». Ответ Вильгельма II и канцлера Т. Бетман-Гольвега был обнадеживающим: Германия исполнит свои обязательства по отношению к дунайской монархии. В то же время в разговоре с австрийским послом Л. Сегени кайзер отметил, что «с этой акцией (против Сербии. — Я.Ш.) нельзя медлить», поскольку «Россия... еще совсем не подготовлена к войне и скорее всего не решится взяться за оружие».

Именно здесь Вильгельм совершил роковую ошибку, недооценив решимость России (а позднее и Англии) воевать. Трудно сказать, как развивались бы события, если бы кайзер и его дипломаты верно оценили ситуацию и не предоставили Вене однозначной поддержки, и что в таком случае предприняла бы Австро-Венгрия. Тем не менее имелось рациональное зерно в рассуждениях германского императора, советовавшего Вене не медлить с нападением на Сербию. Как отмечает чешский историк А. Скрживан, «если бы... габсбургская монархия нанесла удар по Сербии сразу же после покушения, когда общественное мнение и европейские правительства еще находились под сильным впечатлением от террористического акта, для парижского и лондонского кабинетов было бы по меньшей мере весьма затруднительно настаивать на вступлении своих стран в войну на стороне России — если бы последняя решила поддержать своего балканского клиента силой оружия. Иными словами, в случае быстрых действий со стороны Австро-Венгрии можно было предполагать, хоть и без большой уверенности, что война останется локальной, без участия России...» (Skrivan. Cisarskd politika..., 242). Эти рассуждения небесспорны. Скорее всего, Россия вступилась бы за Сербию даже в случае колебаний со стороны западных союзников, т.к. в Петербурге у руля стояли люди, убежденные в том, что очередное невмешательство России в балканские дрязги означало бы ее конец как великой державы. Тем не менее именно стремление к быстрой локальной войне, в которой Сербия будет разгромлена еще раньше, чем придет в движение «русский паровой каток», определяло действия венской «партии войны» в первые дни июльского кризиса.

Реализации этих намерений мешал ряд внутриполитических обстоятельств. Конраду, Берхтольду и их единомышленникам не удалось сразу привлечь на свою сторону премьер-министра Венгрии графа И. Тису, который не считал неизбежным военное разрешение конфликта с Сербией. «Тиса ясно сознавал, что эта война ничего хорошего не сулит ни Монархии, ни Венгрии... Победа привела бы к усилению центра-лизаторских устремлений венской камарильи, радикальному нарушению дуалистического равновесия... Он, как и вся венгерская политическая элита, в собственных национальных интересах решительно противился любым новым территориальным приобретениям как для самой Венгрии, так и для Австрии... Граф Тиса категорически возражал против захвата сербских территорий» (Исламов. Австро-Венгрия в Первой мировой войне, 24). Действительно, ни Венгрия, ни Цислейтания не были заинтересованы в аннексии Сербии, поскольку это принесло бы Габсбургам еще несколько миллионов славянских подданных, в большинстве своем нелояльных. Тем самым под и без того непрочное здание дуализма была бы подведена мощнейшая мина. Возможное же триалистическое решение (создание под скипетром Габсбургов югославянского королевства, равноправного с Венгрией и Австрией) было похоронено вместе с убитым наследником престола.