Русалка - Кэролайн Дж. Черри

Сам же Ууламетс чувствовал себя не в своей тарелке, но всем своим здравым умом пытался ничем не ограничивать его. Он только говорил ему: «Расти, малый!", и Саша пытался как можно более строго следовать этому совету, чтобы стать мужчиной, таким, каким, по его представлению, мужчина и должен быть…

Таким, каким был Петр, коль скоро он вообще хотел походить хоть на кого-нибудь.

Но это был далеко не тот выбор, который устраивал Ууламетса: старик считал, что Петр просто плохой человек, неуправляемый и своенравный.

Но Саша знал, что это не так.

— Между прочим, — сказал он вслух, — Петр обычный человек, а мы — нет, и вы должны учитывать это.

— Я не должен, — сказал Ууламетс, — и не буду.

Саша задумался о чем-то, поскольку у него не было никакого желания разговаривать с Ууламетсом: «Ты был бы богаче, если бы рядом с тобой был кто-нибудь похожий на Петра, и ты не был бы одинок всю жизнь, если бы был кто-то похожий на тебя».

Старик заметил на эти его мысли достаточно грубо:

— И наделал бы ошибок, как его, так и своих, маленький дурачок. — А тем временем, старик продолжал думать о своем: «Мне же достаточно своих собственных». В этот момент он вспомнил Драгу, вспомнил о том, как красива она была и как ради нее он едва не совершил одну из своих ошибок: хотел вернуть назад свое сердце, много-много лет назад, и она могла получить власть над ним.

Так вот что сделала Ивешка, безнадежно подумал Саша, и решил больше не думать об этом: такие мысли очень раздражали старика, как будто за все эти годы он никогда не вспоминал об этом чувстве, пока этот проклятый парень, как думал о нем Ууламетс, не заставил его вспомнить столь давние события…

Одиночество. Огонь, убивающий его родителей. Дядя Федор. Мысли перескакивали в его голове одна за другой. Вот отец Ууламетса, когда тот был еще совсем маленьким, ведет его в лесную глушь и оставляет у старухи, которая слыла колдуньей и полусумасшедшей…

Теперь Саша хотел отбросить воспоминания. Его мысли напугали бы даже дядю Федора, который вряд ли мог подумать о таком: желание причинить кому-то вред, желание убедить кого-то в том, что он неудачник и никчемный человек, и последнее, вытекающее отсюда желание — умереть…

— Это хуже любого битья, малый, — пробормотал Ууламетс, пока они пробирались через подлесок. — Тебе бы пожить у старухи Маленки. Сумасшедшая и злая, как сама зима. — Ууламетс задумался об Ивешке, и о том, как он ошибся в ней: он, на самом деле, хотел выучить ее как обычного ребенка. Но в этом и была его ошибка: дочь оказалась такой же своевольной, как Драга.

Даже его желание вернуть ее казалось ему чрезмерно опасным…

Потому что этот проклятый парень, подчиняющийся в своих поступках по большей части лишь сердцу, был готов уничтожить их обоих, вопреки всем полученным советам.

— Прекрати это, — сказал Ууламетс, — дурак! — и повернулся к нему с единственным намерением дать ему еще один урок…

Получив заслуженную награду, Саша подумал, о том, что Ууламетс почему-то не ударил его в лицо, а вместо этого схватил его за воротник, собираясь, видимо, побить его так, как это делал его учитель, для его собственной и всего окружающего пользы, пока он не научится понимать разницу между вещами и перестанет быть порхающим верхоглядом…

Но ведь я не такой, продолжал размышлять Саша, вспоминая время, проведенное рядом с Федором Мисаровым, который не задумывался ни над чем и в половину того, чем приходилось это Саше…

То, что Ууламетс ударил его, на самом деле, имело множество причин, которых не понимал и сам старик, за исключением, может быть, того, что это было временное наваждение, которое и заставило его выйти из себя: Ууламетс не хотел, чтобы люди с симпатией относились к нему или ожидали от него чего-то такого, что колдун по доброй воле не мог быть должен никому, ни своей дочери, ни ученику, и разумеется никак ни такому легкомысленному негодяю, каким был Петр Кочевиков…

— Который, к тому же, вероятно уже мертв, черт бы тебя побрал, — пробормотал Ууламетс. — Тебе бы лучше взяться за ум, да считать его мертвым, поскольку он, как-никак, твоя слабость, малый. Ведь ты порой уклоняешься от принятия решений потому, что ты слишком мягок и слишком слаб, и единственная радость, которую ты можешь доставить мне за оставшееся время нашего путешествия, малый, будет заключаться в том, чтобы ты наблюдал за окружающим нас лесом, смотрел на листья, думал об этих листьях и ни о чем другом кроме этих листьев, ты слышишь меня? Иначе, если твой друг все-таки жив, ты уничтожишь самую последнюю нашу возможность сделать хоть что-нибудь полезное.

— Да, господин, — смиренно сказал Саша, очень хорошо понимая, что именно говорил старик, основываясь на собственном опыте: отбрось сомненья, перестань играть словами, не держись за прошлое. Поэтому он пытался заставить себя думать о деревьях, о листьях, о шуме ветра: иногда и в этих случаях Ууламетс с раздражением возвращал его назад, он думал о том, что окружавшие их призраки вновь исчезли, и что бы их отсутствие могло значить.

— Смотри-ка, обратил внимание! — сказал Ууламетс, дергая его из всех сил за руку. — Вертопрах, думай ни о чем.

Он понял, он извинился, он ринулся вместе с Ууламетсом в это ничто, а после этого и в никуда, в то время как вокруг них сгустился мрак, в воздухе похолодало, и дождь с легким стуком забарабанил по листьям.

— Не помышляй, чтобы он прекратился, — сказал учитель Ууламетс. Будь терпелив и старайся не шуметь.

Так они шли, стараясь не потерять след друг друга, приходя в восторг то от каждой водяной капли, то от хитрого жемчужного узора водяных брызг на свежем листе или на ветке, от всего что попадалось им на глаза, или отражалось в мыслях. Они по-прежнему были здесь, но их желания были ничто, и благодаря этому в лесу стояла абсолютная тишина.

Но тем не менее, по мере того как они шли, лес менялся перед ними. Миновав заросли кустов, они оказались среди мертвого участка, где деревья были мертвы так давно, что их голые, лишенные коры ветки побелели, а на стволах кое-где следы коры еще виднелись.

Стараясь быть как можно более безотносительным, Саша подумал, что получив однажды такой дар, он мог бы вернуться домой, к обычным людям, чтобы защитить их. Ничего не желать, ничего не хотеть, только ждать, наблюдать и позволять этому свершаться.

Мертвые деревья следовали один за одним, и было очевидно, что этот лес был не просто мертвым, но был мертвым на большом протяжении времени. Теперь их путеводный ручей бежал меж берегов, покрытых бесплодной землей, совершенно безжизненных, не было видно не только мха или старых листьев, но даже лишайников на деревьях. Мертвая земля, безжизненная пыль, которую дождь превращал в обычную грязь…

Старик Ууламетс надеялся, что дорога известна ему, и поэтому Саша не задавал ему вопросов, только ему хотелось знать, как это старик мог запомнить ее… И он припомнил, что много лет назад еще действовал перевоз, а где-то здесь в лесу был дом Маленки, которая и была учителем Ууламетса…