Русская революция. Политэкономия истории - Василий Васильевич Галин

делало все возможное для того, чтобы затруднить связь Сибири с Европейской Россией»[2140]. Член Сибирской областной думы А. Головачев восклицал: «Сибирь не потерпит на своей территории никакой иной власти, кроме власти Сибирского правительства»[2141].

И точно так же, как между кубанским и донским, «отношения между самарским и сибирским правительствами с самого начала носили не слишком дружественный характер…, — отмечал И. Майский, — Омск в целях давления на Комитет (КОМУЧ) установил на границе между самарским и сибирским «царствами» таможенную заставу и стал требовать пошлины с провозимых по железной дороге товаров»»[2142]. В ответ на возникновение в Екатеринбурге Областного Правительства Урала, Сибирское правительство, стало попросту аннексировать один за другим уезды, относившиеся к территории Областного Правительства Урала, сведя, в конце концов, территорию последнего лишь к городу Екатеринбургу…»[2143].

Попытка объединения самарского и сибирского правительств, в единую Всероссийскую власть на базе Директории, привела, по словам Гинса, к угасанию местного энтузиазма: «Вот к нам пришла Директория…, — вспоминал старый сибирский кооператор Сазонов, — она нам принесла мысль о том, что надо строить все в широком всероссийском масштабе. Этим убили энергию, убили подъем духа в сибирском населении и сибирской армии»[2144].

«Собирание Руси не может быть делом месяцев, — приходил к выводу А. Колчак в сентябре 1919 г., — поэтому я считаю временное раздробление единого Российского государства (ради устранения враждебных разногласий отдельных национальных территорий) неизбежным злом. Оно исчезнет, когда установится мир в стране и сильная центральная власть, способная обслуживать насущные нужды истомившегося населения, будет притягивать к себе отпавшие временно части»[2145].

Практическое содержание лозунга «Единой и неделимой», у сменившего Деникина на посту главнокомандующего П. Врангеля, сводилось уже не к политическому императиву и даже не к государственной федерации, а к некому межгосударственному союзу: «Будущая организация России должна быть основана на договоре, заключенном между политическими новообразованиями, фактически существующими. Воссоединение различных частей России, в настоящее время разъединенной, в широкую федерацию, должно быть основано на свободно заключенном договоре, исходящем из общности интересов, и, в первую голову, экономических потребностей»[2146].

«Для воссоздания Великой России, — комментировал эти выводы ген. Н. Головин, — требовалась не смена крыши (в виде «Единой и Неделимой»), а постройка здания заново, начиная с нижних его этажей. Развал Российской империи, вызванный непосильной внешней войной и вспыхнувшей во время этой войны революцией, достиг такой ужасающей степени, что даже возможность немедленного осуществления федерации освободившихся от большевизма областей являлась весьма сомнительной, и вопрос должен был ставиться в плоскости создания из этих областей противобольшевистской конфедерации»[2147].

* * * * *

Лозунг «Единой и неделимой» вступал непримиримое противоречие не только с национальными окраинами, но и в еще большей степени — с интересами «союзников» Белого движения, что во многом предопределяло двойственную позицию его лидеров. Примером здесь могли служить два прямо противоположных утверждения военного министра Колчака ген. А. Будберга, который сначала, в ответ на представление союзному комитету права распоряжаться всеми железными дорогами, восклицал: «в угоду иностранцам… пожертвовать основными нашими интересами»[2148]; а спустя несколько дней, на предложение Финляндией помощи в оккупации Петрограда, тот же Будберг заявлял: «не могло быть и минутного колебания в том, чтобы немедленно ответить полным согласием на предложение Маннергейма и всячески содействовать скорейшему успешному его осуществлению»[2149].

Отношение «союзников», к лозунгу «Единой и неделимой», в полной мере передавал Д. Ллойд Джордж, который отмечал, что целесообразность содействия адмиралу Колчаку и генералу Деникину является тем более вопросом спорным, что они «борются за Единую Россию… Не мне указывать, соответствует ли этот лозунг политике Великобритании…»[2150]. Конфликт между лозунгом «Единой и Неделимой» и целями «союзников» был настолько очевиден, что даже тот же А. Будберг в отчаянии восклицал: «сумбурная бездеятельность союзников изумительна… за исключением, конечно, той версии, если все делается для развала Великой России»[2151].

«Союзники» скоро перейдут от слов к делу, наглядным примером тому станет обретение независимости Прибалтикой. «Белые» сопротивлялись признанию Прибалтики до августа 1919 г., когда в Ревеле глава британской военной миссии ген. Ф. Марч заявил: «Русские сами ни на чем между собой договориться не могут. Довольно слов нужно дело!.. Союзники считают необходимым создать правительство Северо-западной области России, не выходя из этой комнаты». Марч дал на это 45 минут, если правительство не будет образовано, «то всякая помощь со стороны союзников будет сейчас же прекращена». По мнению колчаковского министра Г. Гинса, тем самым английский ген. Марч произвел «своего рода государственный переворот»[2152]. «Демократически избранное» новое «русское правительство» тотчас же утвердило решение о признании независимости Эстонии[2153].

Юг России (Украина, Крым и Бессарабия), по англо-французскому соглашению 10/23 декабря 1917 г., отходил в зону ответственности Франции. Согласно этому соглашению вся военная и гражданская власть на этой территории переходила к французскому командованию; Добровольческая армия рассматривалась, не более, как одна из союзнических, стороны «будут оказывать друг другу взаимную поддержку»; все торговые суда на Черном море переходили в распоряжение французов и т. д.[2154]. Реализации планов французской экспансии помещали только ограниченные технические и материальные возможности Франции, которая смогла оккупировать только Одесский округ[2155].

На Кавказе Правительство горских народов (лезгин, черкес, ингушей, чеченцев, осетин и кабардинцев) в период немецкой оккупации поддерживало полный контакт с турками, а после окончания Первой мировой стало добиваться своего признания перед британским командованием. В ноябре англичане вступают в Закавказье, Азербайджан был объявлен британским генерал-губернаторством. Азербайджан во время Первой мировой войны, поддерживая идею панисламизма, открыто ставил ближайшей своей целью «присоединение родственного Дагестана»[2156]. В июле 1919 г. Азербайджан с согласия и при содействии англичан захватил Мугани с чисто русским населением…[2157]

Стычка Добровольческой армии с англичанами произошла из-за Грозного и Баку с их нефтяными источниками. На всякий случай деникинцы его заняли, но британский ген. Томсон заявил, что хозяевами Дагестана и Баку являются горское и азербайджанское правительства, и потребовал, что бы «все русские войсковые части… очистили пределы Бакинского военного губернаторства…»[2158]. На заявление армянского правительства «о стремлении Армении стать на путь полного соглашения с Добровольческой армией для воссоздания России, британский ген. Ф. Уоккер заявил, что никакая агитация в пользу воссоединения Армении с Россией не допустима…»[2159].

Когда же 6-го февраля Добровольческая армия выбила грузин и захватила Сочи, министр грузинской республики Гегечкори заявил, что «Сочинский округ занимался нами (грузинами) по соглашению и настоянию английского командования». Англичане совершенно определенно указали добровольцам, что «Сочинский округ должен, до решения мирной конференции, оставаться во