Пора предательства - Дэвид Кек

Затерявшись в толпе, Дьюранд поймал себя на том, что украдкой бросает взгляды через колонны и выбитые окна святилища на то место, где, омытые сиянием свечей, лежали мертвые, похожие на статуи из слоновой кости. Герцог, поникнув, сидел в изголовье у сына, а темноволосая Альмора прильнула к груди Дорвен — малютка не спала. Дьюранд возблагодарил Небеса за то, что Дорвен может быть с ней, когда отец ее почти потерял рассудок от горя. Но потом он увидел, что Дорвен то и дело поглядывает в ту сторону, где, скрытый в толпе и во тьме, бродил он. Каково же приходилось ей? Могла ли она обрести в этом хаосе хоть какое-то подобие утешения?

Ее отец и брат тоже шли в траурной процессии — босые, окровавленные, волоча за собой кандалы. Совсем как души, пребывающие в самых глубоких безднах Преисподней.

— Стоило бы схватить их и бежать из этого безумного города, — пробормотал Дьюранд. Он вытащил Морина с вершины горы, из лап чернецов. Пробрался с ним сквозь три сражающиеся на улицах армии. — Тем более что здесь половина войска мне поможет.

Но в эту ночь столь неловкий ход означал бы непременную войну. Людей Абраваналя связывали древние клятвы; к тому же они и сами немало пострадали по вине Монервея. Хуже того, после всего увиденного на Фалерском мосту Дьюранд весьма и весьма сомневался, что герцог Северин подчинится попытке его спасти. Старик был еще упрямей своего твердолобого сына.

Над северными герцогствами нависали огромные блестящие облака — как будто луна падала на землю.

Дьюранд все ходил и ходил по кругу во тьме под зловещими небесами. И раз за разом, приближаясь к озаренному свечами входу в святилище, он оказывался рядом с эшафотом. Доверенные советники Абраваналя по одному, по два украдкой проскальзывали в святилище, где умоляли герцога передумать. Каждый кривился и хмурился, глядя на виселицу.

Абраваналь оставался непреклонен.

Дьюранд видел и Конзара. Новый Паладин Ирлака стоял на страже подле святилища. Седые волосы, тонкое лезвие меча — но при этом взгляд словно остановившийся, обращенный куда-то вовнутрь. Исчез привычный капитан, бодрый и настороженный; это был человек, попавшийся в западню, предающийся нелегким раздумьям. Насколько все было бы проще, если бы один из них погиб в битве.

Взгляд во тьму за пределами живого движущегося круга подтвердил: Оредгар был совершенно прав в своих предупреждениях, — по выжженной земле сновали в тени разные существа — твари с длинными лапами и отвислыми животами, тени с лисьими голодными глазами. Дьюранду показалось, что еще дальше, на самом краю темноты, он увидал и какого-то иного наблюдателя, вышиной с дуб.

Но песни вокруг Дьюранда звучали все громче и громче, и он мысленно рисовал себе Конзара, каким видел его в день снятия осады: шагающим среди балок и вычищающим гнездо вражеских лучников. Победа на считанные минуты предшествовала предательству. Все произошло очень быстро. Конзар стоял над битвой, как капитан на палубе горящего корабля. Он в одиночку предотвратил засаду, которая грозила погубить все войско, вырвал победу из лап поражения. Тут, верно, он и заметил Дьюранда — оруженосца, которого сам же посвятил в рыцари, — выезжающим из схватки с лежащим поперек седла Ламориком. Все надежды Конзара оказались разбиты, будущее уносилось прочь, болтаясь в чужом седле.

Когда Конзар пустил в ход свой уродливый крестьянский цеп, Дьюранд пытался спасти их сюзерена. Но теперь… Если Кирен был ловок и умен, то Конзар стал героем, Паладином Гирета. Люди пойдут за ним куда угодно, как бы ни ошибался Абраваналь. На его плечах они готовы отстроить герцогство заново.

Дьюранд потер не до конца зажившую щеку — и, подняв голову, поймал на себе взгляд барона Сванскиндауна. Тот с сумрачным любопытством всматривался в лицо молодого рыцаря. Дьюранд прошел мимо Сванскина и остальных; его старательно не замечали, хотя в глазах каждого вспыхивала какая-то непонятная искорка.

Дьюранд в недоумении покачал головой. Неужели Кон все им рассказал? Поляна вокруг святилища так и кишела тайными соглядатаями. А на фоне тьмы снова вырисовывалась гигантская фигура, опирающаяся на посох. Зачем Паладину Гирета пятнать свои цвета? Но всем этим людям вовсе не с чего было так коситься на Дьюранда — разве что иные из них поддерживали Кона и гадали теперь, как быть с тем, кто знает его неприглядную тайну.

В голове Дьюранда царило такое смятение, что он старался держаться подальше от Берхарда. Не пора ли теперь задать ему пару вопросов?

Найти его оказалось делом нескольких секунд. Вскоре Дьюранд уже оттащил широкоплечего рыцаря в сторону.

— Берхард, — спросил он начистоту, — когда ты узнал?

Тот так изумился, что аж забулькал.

— Прах побери, парень. Я думал, один из чужаков…

— Когда ты узнал, что сделал наш капитан?

Глаз старого рыцаря закатился.

— Ты их видишь? Да тут все так и кишит духами! — У самой его лодыжки протянулась когтистая лапа. — Ага. Должно быть, ты видишь бесов. Лекари и воины часто их видят — смерть глаза открывает.

— Я в здравом рассудке, Берхард. — Если бароны все знали, пред ними теперь стоял нелегкий выбор: как поступить с героями минувших сражений. Стали бы они доверять тайну такому человеку, как Дьюранд? — И думаю, что я прав, верно?

Берхард, хмыкнув, пристально посмотрел ему в лицо.

— Однажды я наткнулся на одну пустую деревню — на реке Тресс, близ Блэкрутских гор. Всего лишь несколько жалких лачуг на берегу да садики среди леса. А я шел несколько дней — как сейчас помню, от самого Саллоухита, а уже близилась ночь. И меньше всего на свете мне хотелось ночевать под кустом терновника. Я уже сказал, что лил дождь?

Дьюранд схватил его за руку. Во мраке рыскали твари, подбирались ближе — медленно, украдкой, по-кошачьи.

— Клянусь Небом, Берхард! Ответь на прямой и простой вопрос.

Берхард замер. На лице его больше не было и тени веселья. Он продолжил так торжественно, будто читал из «Книги Лун»:

— Лило как из ведра. Я обошел всю деревню, стучал в двери и наконец оказался в маленьком деревянном святилище. Но и там не было ни души.

И тут до меня вдруг дошло, что трава-то на улице довольно высокая. Я подумал: на лугах овцы, в лесах свиньи, а в самой деревне почитай что совсем и не ходят последнее время. Так что я выломал дверь первой же хижины — и какая же вонища меня там встретила!

Порой доводится слышать, как целые деревни вымирали из-за какого-нибудь поветрия и некому даже мертвых похоронить. Но это оказался всего лишь бык. Мертвый, привязанный, гнилой и воняющий — за запертой дверью. Пролежал там луну, а может, и две. Та же картина ждала меня в каждой хижине. Я нашел пса, который задушился собственным поводком. И мертвый скот в загонах и амбарах. Но ни единого человека.

Я не знал, что случилось с жившими там бедолагами, однако решил, что мне, пожалуй, пора. Вот и двинул к колодцу, где привязал коня — как вдруг увидел…

Сначала мне почудилось, что это просто оставлено для стирки: груботканный красный коврик среди травы. Но это было тело. Женщина. От нее уже почти ничего и не осталось. Вся коричневая, как корни, да желтая, как старая посуда. И никаких следов — что это с ней такое приключилось. Тут я заметил еще клочок ткани, и еще, и еще — как дорожка. А вела эта дорожка куда-то за хижины. Там, в сорняках, чертополохе и капусте, они и лежали, тело за телом. И у всех — ни царапины, ни раны.