Коронная башня. Роза и шип - Майкл Дж. Салливан

Гру усмехнулся.

– Такие желания могут свести идиота в могилу.

Ройс снова холодно улыбнулся и ответил:

– И не одного.

* * *

Они вышли из «Гадкой головы», Ройс быстро свернул налево и зашагал по Кривой улице в сторону Ремесленного ряда.

– У тебя как будто есть цель, – заметил Адриан, вместе с Альбертом пытаясь не отставать.

– Надеюсь, мы идем к портному, – вставил Альберт. – Эта ночная сорочка прекрасно подходит для жизни в хлеву, однако с ветром не справляется.

– Ты ведь помнишь, что наши лошади по-прежнему стоят у Дома?

Не отвечая, Ройс остановился у забора, преграждавшего вход в переулок позади «Гадкой головы». Он пнул забор, сломав две доски. Пнул еще раз и выбил поперечину.

– Спокойно, Ройс, – ошарашенно сказал Адриан.

За все время их знакомства он ни разу не видел, чтобы Ройс настолько утрачивал над собой контроль.

Ройс поднял поперечину и вошел в переулок.

– Значит, к портному не пойдем? – спросил Альберт, вместе с Адрианом спеша за ним.

Ройс схватил его за грудки и швырнул за груду ящиков возле стены сарая.

– Извини! – выдохнул виконт. – Я просто спросил.

– Заткнись, – приказал Ройс. Он уже не смотрел на Альберта, а наблюдал за улицей.

Едва заметно кивнув на вход в переулок, Ройс присел рядом с виконтом. Адриан последовал его примеру. Они молчали и не шевелились.

Минуту спустя мимо прошел человек. Худой, в изношенной куртке с поднятым воротником, он прятал руки в карманах. Это мог быть кто угодно, ткач или курьер, красильщик или пекарь. При виде них он вздрогнул и попытался ускорить шаг. Ройс вскочил и с силой ударил его сзади доской.

– Ты что?! – крикнул Адриан.

Захрипев, человек упал, и не успел он прийти в себя, как Ройс вскочил ему на спину и принялся душить его поперечиной от забора.

– Что ты делаешь? – потрясенно спросил Адриан.

– Он следил за нами с тех пор, как мы пытались повидать Гвен. – Ройс с силой ударил человека головой о камни. Потом схватил его за волосы, оттянул голову назад и приставил свой белый кинжал к горлу мужчины. – Обычно я не слишком терпелив, а сегодня у меня выдался плохой день. У тебя только одна попытка. Объясни, почему ты нас преследовал, причем так, чтобы я остался доволен, иначе я перережу тебе глотку и дам истечь кровью. Ты лежишь головой под горку, и я даже не замочу сапог. Понял?

Человек утвердительно выдохнул.

– Тогда приступай.

– Я должен следить за всеми, кто приходит в бордель.

– Почему?

– Чтобы узнать, куда они направляются и с кем разговаривают.

– Почему?

– Мы ищем девушку.

– Гвен?

– Нет. Ее зовут Роза. – Человек закашлялся.

Ройс не обратил на это внимания и не ослабил хватку.

– Это девушка из Дома?

– Да. Пропала прошлой ночью.

– И кому она понадобилась?

Человек замялся, и Ройс начал резать.

– «Багровой руке»! – выпалил человек.

– Воровской гильдии?

– Да.

– А зачем вам Роза?

– Я не знаю, честно, не знаю. Знаю только, что все ее ищут. Я лишь должен наблюдать и следить. Это все, что я могу сказать.

Ройс кивнул.

– Значит, ты мне больше не нужен.

Адриан увидел, как напряглись мускулы человека, и решил, что Ройс перерезал ему горло. Подобное случалось раньше. Когда Ройс говорил, что его терпение на исходе, так оно и было, и Адриан уже гадал, куда девать тело, когда заметил, что человек еще дышит.

– Ты можешь спасти себе жизнь, если выполнишь задание, – объяснил Ройс.

– Зачем? Потом вы все равно меня убьете.

– Не делай поспешных выводов, пока не услышишь, что я предлагаю.

– Должен предупредить, если вы меня убьете, «Рука» вас отыщет.

– В этом и суть. Я хочу избавить их от трудов. Хочу, чтобы ты отвел меня в свою гильдию.

Гвен сидела на краю постели, раскачиваясь и закрыв лицо руками, и плакала.

«Почему сейчас? Почему он должен был вернуться именно сейчас?»

Слезы причиняли боль. Все причиняло боль, но особенно – всхлипы. Два сломанных ребра вспыхивали агонией при каждом вздохе. Зажмурившись, она видела Эйвон – с выкрашенными в алый цвет волосами и распахнутыми незрячими глазами, уставившимися на балки «Гадкой головы». Это было последнее, что увидела ее подруга, это и уродливое лицо Стейна.

Гвен уже решила, что в ее случае последним зрелищем станут ступени крыльца и красивая балюстрада. Белая, как в изысканных домах Дворянского квартала. Как ей всегда хотелось. Она лежала на улице, глядя на перила крыльца, а он пинал ее. Она больше не могла кричать – он выбил из нее весь воздух. Она приготовилась к смерти. Через целый год после того, как она ушла из «Головы», когда было уверилась, что избегнет судьбы Эйвон, это случилось снова.

И будет случаться вечно.

Дела у девушек шли так хорошо. Лучше, чем Гвен могла надеяться. Медфордский дом стал воплотившейся в реальность мечтой, убежищем для женщин вроде нее. За прошедший год они окрепли. Медфордский дом приобрел великолепную репутацию, и мужчины приезжали сюда даже из Уэстфилда и Восточной марки. В последние месяцы клиентура изменилась. К ним по-прежнему приходили портовые рабочие и торговцы, но появились новые лица – мужчины с мечами, мужчины в шелках и мехах. Аристократы открыли для себя Медфордский дом, и он пришелся им по вкусу. Они никогда не называли имен – настоящих. Представлялись лудильщиком Тоддом или пекарем Биллом, вот только пекарь приезжал в карете и носил меховую мантию, а лудильщик облачался в бархат и шелка. Клиенты с фальшивыми кличками – вот почему у Гвен возникла идея изменить имена девушек.

Она всегда надеялась, что работницы Дома рано или поздно покинут его. Найдут новую, лучшую жизнь, но как это сделать, если их имена последуют за ними? Как смогут Джоллин, Мэй и даже Этта обосноваться где бы то ни было, если всем известно, чем они занимались? Каждая девушка выбрала себе красивое, экзотичное или милое имя. Жасмин, Ромашка, Олива – Мэй хотела стать Ландышем, но ее уговорили согласиться на Лилию. Настоящие имена сохранили только Роза и Гвен. Казалось глупым подбирать Розе другое цветочное имя, а Гвен не представляла, что когда-нибудь покинет Медфордский дом.

– Они вышли из «Головы», – сообщила Эбби, теперь известная как Тюльпан. – Все трое направились в переулок. Ройс выглядел взбешенным. Он сломал забор.

Гвен поднесла здоровую руку к губам, пытаясь приглушить рыдание.