Дюма - Максим Чертанов

Упрек: все эти сведения взяты из книг и газет. Позвольте, а он, что ли, должен был придумывать их? Разумеется, он работал на основе устных рассказов и письменных источников, сразу по приезде в Петербург побежал в книжный магазин Дюфура, читал Карамзина… «Из Парижа в Астрахань» — краткий курс истории России со всеми убийствами и переворотами, о которых нам запрещалось писать и читать. Тютчев — жене 6 августа 1858 года: «Я грубо прерван приходом курьера, посланного министром Ковалевским с очень спешным письмом, в котором он просит меня убедиться, наш ли цензурный комитет пропустил некий номер журнала, издаваемого Дюма и называемого „Монте-Кристо“. Как раз я вчера узнал случайно в Петергофе от княгини Салтыковой о существовании этого номера, содержащего, по-видимому, довольно нескромные подробности о русском дворе…» Речь там шла об уничтожении завещания Екатерины II, отдавшей престол внуку; то была государственная тайна. Безумства Павла, усмирение Стрелецкого бунта, фаворитство Бирона — конечно, на диссертацию книга Дюма не тянет, но грубых ошибок он не допускал, а если рассказывал байку, то и говорил, что это байка. Нравились ему, естественно, Петр I: «страшно помыслить, где была бы Россия, если бы наследники Петра разделяли прогрессивные идеи этого гениального человека», более или менее Екатерина II; Александр I — «добрый, тонкий, несчастный человек». Об остальных хорошего сказать нечего.

Что он тыкал нас носом в нашу историю — полбеды; ужасным казалось то, что он писал о нас вообще. Гулянья: «русские — более чем привидения: призраки; с серьезным видом идут они рядом друг с другом или друг за другом и идут ни грустные, ни радостные, не позволяя себе ни слова, ни жеста». «Бедный народ! Не привычка ли к рабству воспитала в тебе бессловесность? Ну говори, ну пой, ну читай, будь жизнерадостным! Ты свободен сегодня. Да, я это понимаю, тебе остается приобрести привычку к свободе… Чтобы верить во что-то, нужно это что-то знать, а русский крестьянин не знает, что такое свобода».

Он составил своеобразный русский словарь. Леса, возведенные для реставрации колокольни Петра и Павла: «Вот уж год, как подняты эти леса, и стоять им еще и год, и два, и, может быть, три года. Это в России называют un frais — дойная корова. Дойная корова — это злоупотребление. В русском языке нет слов, чтобы перевести наше распространенное выражение — „arr“; „ter les frais“ — положить конец ненужным расходам. В России издержки такого рода не переводятся вообще: появляются новые или продолжают накручиваться прежние». «Эти два су раздули до 1500 рублей. Это и есть то, что называют un frais — приписки, очковтирательство». «В России всем заправляет чин. Чин — перевод французского слова „ранг“. Только в России ранг не зарабатывается, он приобретается; мужчины там служат в соответствии с чином, а не личными достоинствами. По словам одного русского, чин еще и оранжерея для интриганов и жуликов». «Когда же в России недовольны каким-нибудь полковником, его производят в генералы. А как там орудуют полковники, вы сейчас увидите; это делается довольно легко и без греха, как говорят в России, чтобы все фокусы или маневры не выглядели вооруженным грабежом». Откаты: «Официальные цены обсуждаются между полковником и властями. Власти выдают свидетельства, по которым полковникам возмещают затраты. Цены завышают; власти получают треть, полковники — две трети прибытка. И все это скрывают от императора, дабы не огорчать его величество… Не огорчать хозяина, такова самая большая озабоченность русского человека — от крепостного до премьер-министра». «Филантропические заведения главным образом ориентированы на то, чтобы дать возможность жить определенному количеству служащих. Те же, для кого приюты созданы, попадают туда только потом, а бывает, совсем не попадают. Ничего! Заведение существует; это все, что нужно». «Что такое русское духовенство, известно — коррупция, развращающая человека, но коррупция с гордо поднятой головой, при почтенной бороде и в роскошных одеждах». «Самая типичная история за время моего путешествия: пожарные тушат дом. За водой надо бегать за полверсты к пруду. На мое предложение организовать цепочку начальник пожарной дружины объясняет, что это не предусмотрено законами…»

«Россия — громадный фасад. Но никто не занимается тем, что находится за фасадом. Тот, кто пытается заглянуть за фасад, напоминает кошку, которая впервые увидела себя в зеркале и заходит за него, в надежде найти вторую кошку с другой стороны. И что забавно, в России — стране злоупотреблений — все, начиная императором и кончая дворником, хотят с ними покончить. Все говорят о злоупотреблениях, все знают о них, анализируют их и сожалеют о них… Но едва касаются какого-нибудь злоупотребления в России, знаете, кто поднимает крик? Те, кого задели? Нет, это было бы слишком неуклюже. Вопят те, кого еще не тронули, но кто боится, что наступит их черед». «Неслыханно то, что звучит в рассказах самих русских о хищениях, которые совершаются в администрациях… Все знают о кражах и ворах, однако и жулики продолжают воровать, и кражи становятся все более громкими. Единственный, кто якобы не знает ни о кражах, ни о ворах, это — император». «Но ведь есть же законы против злоупотреблений? О да. Спросите, что делает местная полиция, ispravnik. Исправник „II touche la dome du vol“ — берет. Да, эти злоупотребления запрещены законом. Но вещь, о которой нужно не говорить, а кричать, — это то, что закон в России в руках чиновников, которые получают жалованье не за соблюдение закона, но за торговлю им». «Мы говорили о трудностях изживания злоупотреблений в России: только тронь одного из виновных, остальные начинают с негодованием кричать в защиту. В России злоупотребления святой ковчег: кто заденет его, тому несдобровать». Да неужели?!

На русский язык еще не переводились «Письма об освобождении рабов», а там — самое неприятное, что не только чиновнику, но и оппозиционеру вряд ли понравится. От Дюма ждешь пламенного заявления: да здравствует свобода, как можно допускать рабство! — но это очень сухой труд, где изложена сравнительная история рабства в Римской империи, Галлии и Древней Руси. Дюма изучил (с помощью переводчиков) Русскую Правду (кодекс правовых норм средневековой Руси), Судебник 1497 и 1550 годов — многие из нас хотя бы открывали их? Он разъяснил, кто такие смерды, рядовичи, закупы, изорники, огнищане, тиуны, ключники, холопы и челядины и откуда они все брались; а мы это знаем? Главная мысль Дюма: если в Европе рабство возникало путем захвата пленных и освободительная борьба была борьбой против чужака (тут он попутно дал краткий очерк французских революций с полным оправданием Великой революции, из-за этого «Письма» и были запрещены), то «русская хроника положительно скажет, что русское рабство началось не завоеванием, но добровольным призывом». Самопродажа в рабство, поступление в услужение (в тиуны, ключники) «без ряду» (без оговорок), банкротство; в итоге «помещик, властитель не является, как во Франции, завоевателем и, следовательно, врагом, от которого народ стремится освобождаться. Это — защитник, как его называют люди, слишком слабые, чтобы защищаться самим, они передают ему право защищать их и права на самих себя… Народ, который, не способен к самоуправлению и то и дело призывает иностранного правителя, которому позволяет взять для себя и своих приближенных столько земли, сколько пожелает; народ, который не ставит границ власти правителя, потому что не любит борьбу и любит пассивность… народ, который сам отдает свою свободу, не соблюдая предосторожностей, чтобы получить оплату за потерю свободы, сохранить себе какие-то права, который, получив еду и кров, не заботится о свободе для своих детей, как не заботился о собственной; такой народ однажды оказывается, неспособный к сопротивлению, в руках узурпаторов и убийц… Он жалуется, но не восстает, все надеясь на справедливость правителя, которого он называет своим отцом, как Бога…».