Уплыть за закат. Жизнь и любови Морин Джонсон. Мемуары одной беспутной леди - Роберт Хайнлайн

Пиксель! Слезай оттуда!

– Иди сюда, Пиксель. – Я протянула ему руки, и он прыгнул прямо на них. – А может, обратиться в Армию спасения?

– Куда-куда?

Я попыталась объяснить.

– Никогда о них не слыхала, – потрясла головой Дагмар. – Похоже, ты снова бредишь, дорогуша, – Церковь Твоего Выбора ни за что не допустила бы подобного.

– Что это еще за церковь моего выбора?

– Хоть твоего, хоть моего, хоть чьего – выбор у нас один: Церковь Великого Осеменителя, какая же еще? Если это не твой выбор, тебя могут прокатить на шесте для вразумления. Говорят, помогает.

– Дагмар, я вконец запуталась. Там, откуда я явилась, полная свобода веры.

– У нас тоже, лапочка, – и смотри, как бы проктор не услышал, что ты в этом сомневаешься. – Она вдруг улыбнулась зловещей ведьминской улыбкой. – Бывает, правда, что наутро после Каролитиной ночи некоторых прокторов и священников находят холодными, с сардонической усмешкой на лице, – я не единственная вдова с длинной памятью.

– Так ты вдова? – глупо переспросила я. – Извини, я не знала.

– Слишком я много болтаю. Не надо так трагически, золотко. Браки заключаются на небесах, как известно, вот мой духовник и подобрал мне суженого, назначенного Небом, – а как же иначе, я ни слова против и не сказала. Но когда Делмер, мой суженый, попал в немилость и его урезали, плакала я недолго. Теперь он алтарный служка и, говорят, выделяется в хоре своим ангельским голосом. Вся беда в том, что он не умер, а просто урезан и я, стало быть, не могу опять выйти замуж. – Дагмар приуныла, но тут же опять оживилась. – Так что ночь Санта-Каролиты для меня великий праздник, после целого-то года неусыпного надзора.

– Опять ничего не понимаю. Значит, у вас пуританские порядки, которые отменяются только на одну ночь?

– Не знаю, что такое «пуританские», Морин, и мне трудно подстраиваться под твою роль марсианки – если это роль.

– Это не роль! Дагмар, я в самом деле заблудилась. Оказалась на чужой планете и ничего не понимаю в ваших порядках.

– Ладно, буду вести свою партию, как обещала, только нелегко это. Расскажу, как тут все устроено. Так вот, триста шестьдесят четыре дня в году – а в високосный год триста шестьдесят пять – у нас одни обязательства, а все остальное запрещено. Мы живем по «золотому правилу», как выражается Верховный Епископ, по Божьему плану. Но в ночь Каролиты, от заката до восхода, все это отменяется. Каролита – покровительница уличных певцов, шлюх, цыган, бродяг, актеров – всех, кто живет за городской стеной. Так что в ее день… Босс! Вы что, в таком виде на улицу собрались идти?

– Почему нет?

Дагмар сделала вид, что ее сейчас вырвет, и я обернулась посмотреть, из-за чего шум. Доктор вышел из душа в том же, в чем мылся, снабженный самым потрясающим пенисом, который мне доводилось видеть. Он торчал прямо вверх из буйной поросли каштановых локонов, возвышаясь над своим кучерявым основанием дюймов так на двенадцать. Головка была толщиной с мое запястье и слегка загибалась к докторскому волосатому животу.

Он «дышал» вместе с доктором, кланяясь примерно на дюйм при каждом вдохе. Я уставилась на это диво в ужасе и восхищении, точно птица на змею, чувствуя, как затвердели у меня соски. Уберите это от меня! Возьмите палку и убейте его!

– Босс, верните эту пакость в секс-шоп «Сирса» и потребуйте деньги назад. Или я сейчас смою это в унитаз!

– Валяйте – сантехнику сами будете платить. Слушайте, Дагмар, я надену это дома, а вы в это время щелкнете Зенобию – какое у нее будет лицо. Потом сниму, если только Зенобия не захочет, чтобы я надел его на оргию у мэра. А теперь одевайся – надо еще заехать за Даффи и его ассистентом – его гусочкой, хотя доктор утверждает обратное. Давай шевели задницей!

– Не пошел бы ты, босс…

– А что, солнце уже село? Морин, если я правильно понял, вы с утра еще ничего не ели. Идемте к нам обедать, а там решим, что делать дальше. Моя жена готовит лучше всех в городе, верно, Дагмар?

– Да, босс. Вы уже второй раз на этой неделе сказали правду.

– А первый раз когда был? Вы нашли что-нибудь для нашей Золушки?

– Это задача, босс. У меня тут только комбезики, подогнанные под меня, Морин они в одном месте будут тесны, а в другом велики. – (Дагмар хотела сказать, что я устроена как груша, а она – как сельдерей.)

Доктор, поглядев на нас, рассудил, что Дагмар права.

– Ладно, Морин, моя жена вам что-нибудь подберет. А до того ваш наряд не будет иметь значения – мы проедемся в роботакси. Пиксель! Обедать, парень!

– Нннуу? Мрруу!

И мы пообедали у Ридпатов. Зенобия Ридпат действительно отменная кухарка – мы с Пикселем оценили ее, а она оценила Пикселя и отнеслась ко мне тепло и гостеприимно. Зенобия – почтенная матрона лет сорока пяти, красивая, с рано поседевшими подсиненными волосами. Она не изменилась в лице, увидев жуткое изделие, в котором щеголял ее муж.

– Ну, как тебе, Зен? – спросил он.

– Наконец-то! – ответила она. – Ты мне давным-давно обещал подарить это на свадьбу. Ну, по мне, лучше поздно, чем никогда. А почему на нем написано «Сделано в Японии»? А, привет, Дагмар, рада тебя видеть. Счастливой фиесты!

– Обильного урожая!

– Здоровых ребят! Миссис Джонсон, как мило, что вы пришли. Можно звать вас «Морин»? Вот, попробуйте-ка этих крабов. Они прилетели из Японии, как и новая пиписька моего мужа. А что вы будете пить? – К нам подъехала вежливая машинка с крабовыми ножками и прочими деликатесами и приняла мой заказ – я попросила «Куба либре», только без рома.

Миссис Ридпат похвалила костюм Дагмар – что-то вроде черного чулка, обтягивающего все тело и голову, но открывающего все, что нужно для сатурналий: низ живота, груди и рот. Вид был ослепительно-непристойный.

Зенобия надела соблазнительный и красивый костюм: голубая дымка под цвет глаз, не слишком многое скрывающая. Даффи Вайскопф так и кинулся на нее с обезьяньими воплями. Она только улыбнулась:

– Покушайте сначала, доктор. И поберегите силы на полночь.

Подозрения доктора Эрика насчет ассистента доктора Даффи, Фредди, были, по-моему, верны: от него не так пахло, и от меня, на его взгляд, наверно, тоже, хотя мой запашок уже начинал появляться, знаменуя улучшение моего настроения. В моем «Куба либре» рома, как я и просила, не было, но я успела выпить половину, прежде чем сообразила, что в коктейль добавлен стоградусный спирт. Спирт – вещь коварная: ни запаха в нем, ни вкуса, а под стол укладывает мигом.

Закуски же, кажется, были приправлены возбуждающими средствами, а Морин возбудители ни к чему – отродясь в них не нуждалась.

К обеду подали вина трех сортов, и бесконечные тосты быстро превратились из двусмысленных в похабные. Маленький робот, обслуживающий меня, исправно наполнял мой бокал, но слово «вода» в его программе отсутствовало – и мама Морин надралась. Да, что греха таить. Я так и не научилась пить как леди. Научилась только притворяться, будто пью. Но в ночь Каролиты оплошала. Я слишком мало ела, слишком много пила, не выспалась.