Во власти девантара - Бернхард Хеннен

Голыми руками раскапывал эльф гальку. Иногда продвигался вперед ползком, на животе. Дважды раскапывал наполовину засыпанный туннель, только затем чтобы наткнуться на тяжелый обломок скалы, окончательно перекрывавший ход.

Сколько же он спал? Его мучил голод. В горле пересохло, губы полопались. Может быть, он здесь, внизу, уже целый день, и даже не один? Темнота лишила его какого бы то ни было чувства времени. Только голод и жажда могли служить измерением прошедших часов. Должно быть, с тех пор, как они расстались с Мандредом, прошло уже сто часов. Фародин запустил руку в гальку и отодвинул камни в сторону. Подобно кроту, он продвигался вперед дюйм за дюймом. Что, интересно, случилось с Мандредом? Ему нужно было поиграть в посланника всего несколько часов. А четыре дня — это уже слишком долго!

Щебень с грохотом покатился. Он прорвался! Фародин продвинулся последний отрезок пути по острым камням, затем добрался до коридора, по которому мог идти согнувшись. Осторожно продвигался он вперед. Десять шагов. Двадцать шагов. Ход начал слегка подниматься.

И вдруг стена. Бутовый камень, скрепленный строительным раствором. Фародин лихорадочно водил руками. Справа и слева от него — крепкие стены. Он был окружен камнем с трех сторон! Эльф готов был завыть от ярости. Он снова попал в тупик!

Нурамон и Альверих оставили горы позади и теперь шли по лугам; Фельбион следовал за ними. Карлик оглядывался. Видимо, открытая местность казалась ему безграничной, и было очевидно, что этот мир вселяет в него неуверенность. К тому же Альверих просто не хотел ехать вместе с Фародином на Фельбионе. Несколько дней он бежал рядом с конем, пока совсем не стер ноги. И если бы он не сопротивлялся изо всех сил предложению Нурамона пройти через врата, которые эльф мог открыть на звезде альвов, они давно были бы у цели своего путешествия. Но карлик был упрям в той же степени, что и Мандред.

Альверих опустил взгляд и поглядел на ноги.

— В твоих исцеляющих руках великая сила.

— Однако никогда прежде они не касались ног карлика, — ухмыльнувшись, сказал Нурамон. — По крайней мере, в этой жизни.

— Твои друзья в Альвенмарке наверняка стали бы кривиться и морщиться, узнай они об этом.

— Ты мог бы хотя бы иногда мыться, — сказал Нурамон, вспоминая лечение. Ему стоило огромных усилий заставить себя прикоснуться к ступням побратима.

— Я исправлюсь.

— Не бери в голову. У эльфов руки не пачкаются. Пыль отлетает от моей кожи, вода отскакивает, а брызги грязи стряхиваются легким движением.

— Так тебе вообще не нужно мыться?

— И тем не менее я это делаю.

— Когда? Я не видел.

— Если ты чего-то не видишь, Альверих, это еще не значит, что этого не происходит. Задумываться нужно только в том случае, если то, что ты видишь, происходить не должно. Но скажи мне, Альверих… Когда мы отправлялись в путь, ты подошел к женщине и обнял ее. То была твоя жена?

— Да. Это была Солстана.

— Любовь карлика длится вечно? Вы встречаетесь в следующей жизни?

— Мы встречаемся, но совсем не обязательно полюбим друг друга снова. Возьмем, к примеру, короля. В этой жизни он еще не выбрал себе жену. А королева из его прошлой жизни была уже пожилой, когда Венгальф родился снова. Когда он подрос, он снова взял ее в жены. Но они уже терпеть друг друга не могли. Смерть разделила ее с Венгальфом. Когда-нибудь он возьмет себе другую жену и заведет потомство.

— Значит, ничего вроде вечной любви нет?

— Что ты. Некоторые обещают друг другу лишить себя жизни, если умрет возлюбленная. Тогда она или он следуют за ушедшим. Они могут расти вместе и снова полюбить друг друга. Так поступили мы с моей любимой. В записях моей жизни сказано, что мы с Солстаной были вместе еще в Альвенмарке. Мы любили друг друга, состарились и родили много детей.

Нурамон восхищался Альверихом. Любовь, длящаяся вечно, была для него недостижимой мечтой. Он не знал даже, можно ли спасти Нороэлль. Он только надеялся на это и верил, но знать наверняка могла только Эмерелль. Даже если ему и Фародину удастся освободить Нороэлль и годы, проведенные в Расколотом мире, не изменили ее, с одним из них она распростится. Может быть, любовь к Нороэлль станет вечной…

И внезапно его обуяли сомнения. Что, если воспоминания вернутся к нему и выяснится, что он вечно любил другую женщину? Что, если она тоже родилась снова?

Погруженные в свои мысли, они шли дальше, навстречу к оракулу Дареен.

— Жрать, человек!

Мандред с неохотой впился зубами в мясо, с которого капал жир. Каждый раз, когда приходил Скандраг, он невольно вспоминал пир у герцога. Но голод побеждал. Кроме того, к приходу Фародина нужно было собраться с силами.

Что же случилось с Фародином? Если бы он был еще жив, то давно пришел бы! «Спокойствие, — мысленно одернул себя Мандред. — Фародин придет! Что-то могло его задержать, но ничто не могло заставить его отказаться от того, что он вбил себе в голову». Кроме того, его было очень трудно убить.

Мандред украдкой взглянул на Скандрага, повара. Тролль как раз резал целую гору лука. Он хорошо заботился о гостях кладовой герцога, по крайней мере, по меркам тролля. Каждые пару часов он спускал клетку Мандреда вниз и кормил его. Давал много хлеба, овощей, свежих яиц и рыбы. Сегодня Скандраг был особенно предупредителен. Он дважды поджарил Мандреду огромную сковороду яиц с салом. Ярлу нравилось, когда желтки были еще жидкими. Он макал в них хлеб и отправлял его в рот большими кусками…

Мандред как раз обернулся, чтобы взять из печки вторую краюху хлеба, когда Скандраг поспешно спрятал что-то за своей широкой спиной.

— Не бояться, маленький человек. Мясо жесткое! Ты быстро ломаться, — тролль говорил это таким тоном, словно беседовал с непослушным ребенком.

Мандред взял большую сковороду. Она была сделана из темной меди. Железа не было во всей кухне.

Повар нахмурился и потер широкий нос. Правую руку он по-прежнему прятал за широкой спиной.

— Пжалста. Я всехда был к тбе добр, маленький человек. Не надо плохо теперь! — И вдруг он устремился вперед. Для своего роста тролль двигался на удивление проворно. Он размахнулся огромной дубинкой, целясь Мандреду в голову.

Человек швырнул в Скандрага горячей сковородой, но тот лениво отмахнулся от нее.

— Хватит уже!

Мандред схватил каменный нож и опустился на колени. Из-за множества дней, проведенных в клетке, конечности его закостенели. Скандраг едва не попал в него дубинкой.