Константа - Александра Лимова

Водитель включил аварийки. Уступивший ему автомобиль только было посигналил, но тут же заткнулся, когда вышедший из салона Константин Юрьевич, не глядя на осерчавшего водителя продемонстрировал ксиву и, дождавшись меня, направился к Стасу, остановившего мотоцикл за разделительной полосой, у обочины. Кот направлялся к нам на ходу снимая шлем. В ртути глаз мелькнуло некоторое удивление при виде меня и он, бросив взгляд на Анохина, усмехнулся и стал снимать мотоциклетную куртку.

— Стас, это Женя. Костолом меня насиловать будет около часа, после заеду к тебе, заберу. — Обозначил Константин Юрьевич, кивнув, не глядя, на меня, но прекрасно поняв мой вопросительный взгляд, когда Кот отдавал мне куртку, оправляя черную футболку с V-образном вырезом, открывающим блэкворк обхватывающий шею во все красе. — И это не тот случай, что прежде, поэтому только попробуй хвост распушить. Если что, я отведу тебя к ветеринару, чтобы тебя усыпили, понимаешь?

— Гав. — Гоготнул Стас, с интересом оглядывая меня, неверными пальцами натягивающую его куртку со шлейфом приятного парфюма. — Это твоя дочка?

— Это гарантия твоей смерти, если с нее хоть волос упадет. — Предупредил Константин Юрьевич, отклоняя входящий вызов.

— Пиздец ты грозный. — Удовлетворенно ухмыльнулся Кот, протягивая мне шлем и закатывая глаза под взглядом Медузы Горгоны. — Да понял я, понял. Нет, это делается не так, — перехватил шлем, в который я пыталась запихнуть свою репку и надел мне его нормально, а не так как я дотоле, когда у меня глаз к подбородку тянуло. Кивнув сам себе и, щелкнув карабином под подбородком, опустил поднятый визор шлема и велел, — пошли, дочурка.

— Асфальт мокрый, херней не занимайся. — Вновь отклоняя входящий, произнес Костя, когда мы подошли к мотоциклу.

— Правило слышал: «уронил-женился»? Я не хочу жениться, так что не паникуй. — Бросил через плечо Кот, перекидывая ногу и седлая мотоцикл. Повернул голову в профиль ко мне, которой Костя парой жестов подсказал, как сесть позади него, и проинструктировал, — дочурка, слушай сюда: при старте держаться ногами, а на поворотах и торможениях коленками, и упирайся в эти штукоевины, — показал на подножки для пассажиров. — Руками не махать, гнущуюся березку не изображать, на лежачих полицейских чуть привставать, в поворотах повторять мой наклон, но только в половину, в остальном сидеть прямо и наслаждаться. Ферштейн?

— Йа-йа, фюрер. — Подтвердила, чувствуя себя не в своей тарелке, когда усаживалась удобнее, упирая ноги в штукоевины и нерешительно касаясь коленями Кота. При Косте. Теряясь еще больше от ощущения, когда Стас, убрав подножку и выравнивая заведенный мотоцикл, взял контроль над нашим равновесием.

— За поясницу обними и сцепляй руки на животе. — Приказал Кот, поднимая боковые зеркала на руле. Реально не в своей тарелке. Особенно от требовательно кивка Кости, после которого подчинилась и обняла Стаса. — Так. Коленями бедра мне сожми. Смелее, мы папе не расскажем.

Сжала его ноги внутренней стороной бедер, снова после краткого кивка Кости, убийственным взглядом посмотревшего на ухмыльнувшегося ему Кота, тронувшегося с места. Плавно очень, но рефлекс вцепиться все равно сработал. Баланс контролировал он, выезжая между автомобилей, достаточно тесно стоящих и очень медленно трогающихся друг за другом, и моей опорой были только подножки и его корпус. Чувство жути не покидало. Оно очень явственно, когда ощущаешь, что ветер трогает ткань, это совсем не машина с закрытым пространством и ей управляешь не ты.

Легкая вибрация порыкивающего мотора отдавалась в теле. Сквозь слабый тонер визора все происходящее казалось бы не со мной, все эти проплывающие мимо автомобили, среди которых ловко, но достаточно плавно маневрировал Кот. Чувства реальности придавало только отчетливое ощущение, что равновесие держишь не ты, бревнышко деревянное, каждый раз пугающееся того, что Стас уходит в свободный прогал на полосах. Кот уходил плавно, но деревянной все равно становилась. Потому что контролируешь не ты, контролируют тебя и то, что под тобой, вот это поворотливое, резвое, утробно мурчащее. Запускающее вибрацию в тело.

Неожиданно стало спокойнее после развязки, когда пробка начала рассасываться и особой нужды в маневренности не было.

Кот подсказывал.

Он вел корпусом, прежде чем поворачивал руль. Подсказывал невербально, что будет дальше, и от этого, от того, что успеваешь приготовиться, становилось проще. Бревнышком в излишне резвой повозке я себя уже не ощущала. Остановившись на светофоре, он сжал мои пальцы, сцепленные в замок на его груди и чуть отвел — расслабленнее.

Попыталась. Давила в зачатке порыв прижиматься плотнее и сжимать коленям его бедра при поворотах, потому пропустила момент, когда он перестал подсказывать корпусом при маневрах. Плавных все еще, но уже скупых на эту плавность. Когда ты не сосредоточен на том, что вот-вот свалишься, а концентрируешься на происходящем вокруг, становится понятней. До того предела, что он еще не щелкнул поворотником, а понимаешь, почему начинает неторопливо прижиматься к той или иной стороне, почему смотрит не только в зеркало, прежде чем обозначить, что именно он сейчас будет делать. В поворотах плавно корпусом за его корпусом и есть такое ощущение, взбудораженности, когда порыкивания двигателя начинают отдавать в мышцы. На очередном светофоре Стас еще раз коснулся моих рук, надавил предплечьем на запястье, расслабляя хват — еще расслабленнее, все нормально, смысл уловила.

И когда расстояния между телами увеличено, а мои руки на его корпусе больше для подстраховки, в момент очередного поворота, начинаешь ощущать все по другому. Я, может быть, и осталась бы в просто толерантной позиции к мотоциклам, если бы не въехали в полупустой тоннель и он не начал набирать скорость, кратко коснувшись моих рук, безмолвно, но понятно приказав обнять его теснее. И кровь забурила. На мотоцикле скорость чувствуется совершенно по иному. Очень сложно вычленить что-то одно из того, что ощущаешь, когда усиливается давление ветра и пространства, а адреналин вплетается и поджигает кровь. В тоннеле рев двигателя оглушающий даже в шлеме, проникающий через кожу и будоражащий и без того бодяженную адреналином кровь, омывающую разум чем-то таким, от чего чувство сжатия в солнечном сплетении, а из него равномерной скорой пульсацией иголочки онемения по всему телу. И рефлекторно дышишь глубже. И хочется еще. Дышать…

Почти пустое освещенное шоссе, ведущее к закрытому поселку, но шлагбаум подняли, едва услышали рык мотора приближающегося к КПП мотоцикла, медленно сбавляющего скорость. В поселок он въезжал на действительно низкой скорости. Ночь, люди спят в этих особняках, соревнующихся друг с другом в том, кто больше извратится в архитектуре.

Его дом на третьей по счету улице, на которую мы свернули. Сняв руку с руля щелкнул брелоком на ключах и ворота начали раздвигаться, открывая хозяину путь в неожиданно, но не особо большой, однако весьма стильный коттеджик с ухоженной территорией.

Широкий подземный гараж, оформленный в лофт, с ровными рядами мотоциклов. Вроде одинаковых, различающихся по цветовой гамме, но в то же время разнящихся даже на взгляд обывателя. Пара черных Эскалейдов вдалеке. Ясно. Станислав Алексеевич по настроению и необходимости средства передвижения выбирает, но в машинах его вкус скуп.