Неведомому Богу. В битве с исходом сомнительным - Джон Эрнст Стейнбек

– У меня хорошие друзья, – кивнул Лондон.

– Ну да, причина в этом. И я отношусь к тебе точно так же. Предположим, я красный, что тогда?

– Останешься мне другом, – ответил Лондон.

– Отлично. В таком случае знай, что я и вправду красный, и никакого секрета, черт возьми, в этом нет. Говорят, что забастовку начал я. Давай поставим все точки над «i». Я был бы счастлив, если бы так и было. Но этого не случилось: забастовка началась сама собой.

Лондон вглядывался в Мака с настороженным вниманием, будто поверяя его сознание своим.

– Что ты с этого имеешь? – спросил он.

– Если ты про деньги, то ни черта.

– Тогда зачем ты этим занимаешься?

– Трудно объяснить. Вот скажи, какие чувства ты питаешь к Сэму, ко всем парням, что ездят с тобой? Ну а я то же самое питаю ко всем батракам, ко всем рабочим в стране.

– К парням, которых ты даже и не знаешь?

– Да, к парням, которых я даже и не знаю! И Джим, который вот здесь рядом сидит, он такой же, ничем не отличается.

– Тебя послушать – прямо безумие какое-то, – сказал Лондон. – Или розыгрыш. И никаких денег тебе не платили?

– «Роллс-ройса» возле меня ты вроде не видал, правда же?

– Ну а после?

– После чего?

– Может, после, когда все кончится, ты и огребешь.

– Никакого «после» не будет. Кончится эта забастовка, мы займемся следующей.

Лондон посмотрел на него с прищуром, словно силясь проникнуть в его мысли.

– Хочу тебе верить, – раздумчиво сказал он. – Пока ты, похоже, за нос меня не водил.

Мак потянулся к нему и с силой хлопнул по плечу.

– Я и раньше бы тебе сказал, да ты не спрашивал.

– Я-то ничего против красных не имею, – сказал Лондон. – А вот кругом только и слышно, что красные – это прохвосты и сволочь. Сэм, он как змея гремучая, близко не подходи – куснет. И характер у него – не дай бог какой вспыльчивый, но он не сволочь. Ладно. Пойдем подзакусим.

Мак встал.

– Пойду я, Джим. Принесу тебе и Лайзе чего-нибудь пожевать на ужин.

– Луна восходит красиво, – сказал, выбираясь из палатки, Лондон. – Не знал я, что полнолуние.

– Какое полнолуние? Где ты видишь луну?

– А вон там, посмотри. Похоже на восход луны.

– Но это же не восток никакой, – сказал Мак. – О господи! Это у Андерсона! Лондон! – завопил он. – Андерсона подожгли! Собирай народ! Давай! Черт их дери! Где этот караул? Быстро ребят зови!

И он со всех ног помчался в сторону разгоравшегося за деревьями зарева.

Одним прыжком Джим сорвался с тюфяка. Спеша за Маком и отставая от него всего на пятьдесят шагов, боли в руке он не чувствовал. Он услышал зычный голос Лондона и вслед за тем шлепанье множества ног по мокрой земле. Добежав до деревьев, он припустил еще шибче. За деревьями по небу грибом расползалось зарево. Но это был не просто алый отблеск: небо острым копьем пронзали, высвечивая верхушки деревьев, огненные вспышки-сполохи, а топот множества ног перекрывало отвратительное потрескивание.

Впереди раздавались пронзительные крики и что-то похожее на приглушенные стоны. От яркого света на землю ложились черные тени деревьев. Аллея упиралась в стену огня, на фоне которой мельтешили темные людские фигуры. Джим различал бегущего впереди Мака, слышал его тяжкое топотанье и все нараставший, близящийся одышливый гул – это ревело пламя. Он рванул вперед, догнал Мака и побежал с ним рядом.

– Это амбар горит, – запыхавшись, еле вымолвил Джим. – Яблоки еще не вывезли?

– Джим! Черт, не надо было тебе вылезать! Нет, не вывезли, яблоки в амбаре. Куда эти чертовы караульные подевались? Никому доверять нельзя!

Так, рядом, они пробежали аллею, и лица их обдало волной горячего воздуха. Амбар был охвачен пламенем, над крышей прыгали мощные огненные языки.

Караульные неподвижно, застыв, стояли возле скромного усадебного дома Андерсона и как зачарованные глядели на пожар, в то время как хозяин усадьбы дергался перед ними и извивался в каком-то судорожном бешеном подобии танца.

Мак остановился и тоже замер.

– Нет, нет… Поздно теперь… Ничего не поделаешь… Наверно, они бензина плеснули.

Из-за деревьев вынырнул и промчался мимо них Лондон. На лице его ясно читалось желание убить. Он напустился на караульных:

– Будьте вы прокляты, предатели несчастные! Где вас носило?

Один из караульных напряг голос в попытке перекрыть гул и рев пламени:

– Ты же сам человека прислал, сказать, что нас к себе вызываешь! Мы и пошли. Уж на полпути были, оглянулись, а там – матерь божья!

Ярость Лондона моментально сникла. Огромные кулаки разжались. Он бросил беспомощный взгляд в ту сторону, где стояли Мак с Джимом. Глаза их горели отсветом пламени. На них надвигался Андерсон, дергаясь, словно в безумном танце. Подступив к Маку вплотную, он ткнул прямо ему в лицо свой задранный подбородок.

– Это ты, грязный сукин сын… ты… – Голос изменил Андерсону, старик отвернулся и, содрогаясь в рыданиях, вновь уставился туда, где столбом вздымалось пламя. Рука Мака обвила пояс Андерсона, но старик в сердцах скинул ее с себя. Из амбара несло едким и сладким запахом горелых яблок.

Мак выглядел обескураженным, грустным. Повернувшись к Лондону, он сказал:

– Богом клянусь, чего бы я только не дал за то, чтоб не было этого всего. Бедный старик… Весь его урожай насмарку… – Он вдруг осекся от внезапно явившейся мысли: – Господи ты боже… Там оставлен хоть кто-нибудь – лагерь сторожить?

– Нет, – отвечал ему Лондон, – я как-то не подумал…

Мака словно огнем ожгло, он завертелся волчком.

– Давайте-ка назад! Все, все в лагерь, немедленно! Может, это они нас специально отвлекли, из лагеря выманить хотели. Только пусть все-таки несколько человек здесь останутся, чтобы и дом тоже не сожгли!

Он со всех ног бросился обратно по прежней дороге, и длинная черная его тень бежала впереди него. Джим попытался не отстать, но на него внезапно напала слабость, накатила тошнота. Мак умчался вперед, другие тоже обгоняли его, пробегая мимо, пока Джима не окружила тишина. Он с трудом, кое-как, спотыкаясь на каждой кочке, продолжал бег. Тошнота подступала к горлу. Огненных языков над лагерем не было заметно, и он перешел на шаг.

Джим двигался по междурядью, ковылял, почти не видя, куда ступает. Услышав у себя за спиной грохот рухнувшего амбара, он даже не оглянулся. На полпути до лагеря у Джима подкосились ноги, и он опустился на землю. Над его головой небо светилось заревом, а дальше, за