Пробуждение - Тина М. Дженкинс

«…Дуэйн Уильямс был приговорен к высшей мере наказания за зверское убийство юной девушки по имени Дженнер Соннерс, которое он совершил в Сан-Луис-Обиспо в 2064 году. Согласно материалам следствия, Уильямс был хорошо знаком с жертвой, так как проживал с ней в одном поселке. Однажды вечером он заманил ее в безлюдное место, изнасиловал и задушил. Лишь на следующий день на тело девушки наткнулся ее брат. Самого Дуэйна Уильямса полиция задержала неподалеку от места преступления. Уильямс был казнен по приговору суда в главной тюрьме штата, известной под названием «Каньон Гамма», 25 мая 2069 года, В настоящее время администрация тюрьмы никак не комментирует появившиеся в прессе сообщения, однако нет сомнений, что либо в момент смерти осужденного, либо вскоре после нее хирурги «Икор корпорейшн» отрезали голову Дуэйна и пересадили на ее место голову другого человека, подвергшуюся глубокой заморозке более пяти десятков лет назад. По нашим сведениям, эта голова принадлежит — или принадлежала — некоему Натаниэлю Шихэйну. Некоторое время назад она экспонировалась в хирургическом музее Пасаденского института криотехнологий…»

На экране появилось изображение отрезанной головы Ната, плавающей в резервуаре с жидким гелием, — искаженное, серое лицо; чужие неподвижные черты. Непроизвольно Нат посмотрел на свое тело — мускулистое, ладное, со смуглой кожей. Оно очень походило на тело Уильямса, которое он только что видел на экране. Даже плоские кончики пальцев с широкими ногтями «лопаточкой» были такими же, как у закованного в наручники убийцы.

Что ж, подумал Нат, приходится взглянуть правде в глаза. Очевидно, жизнерадостный аспирант Иэн Паттерсон с самого начала был выдумкой и тело — живое, сильное, теплое тело, к которому он уже успел привыкнуть, принадлежало казненному за убийство преступнику.

И в одно мгновение все усилия, которые он потратил, чтобы примириться с этим новым телом, оказались тщетными. Вся ложь, которой его оплели, точно паутиной, — рассказы о трагической гибели Иэна, его снимки, медицинские документы и поездка в Большой каньон, — все развеялось как дым, и Нат оказался один на один с жестокой правдой, которая — он знал — пребудет с ним до конца его жизни. О, Господи! Наклонившись вперед, Нат обхватил руками голову. Казалось, еще немного, и его вырвет.

— Ты порядок? — услышал он сквозь шум крови в ушах участливый голос Тома.

— Они лгали мне! — выкрикнул Нат, выпрямляясь. — Лгали!!!

Вскочив, он ринулся к двери, но Том успел перехватить его.

— Эй, твоя надо успокоиться, — сказал он, снова усаживая Ната на стул. — Ты ведь не хотеть привлекать внимание, правда?

Некоторое время Нат сидел неподвижно, словно оглушенный ужасной новостью. Наконец он пошевелился.

— Мой друг приехать сюда в три часа. Если он согласен и если ты все еще хотеть, он отвезти тебя в Лос-Анджелес.

— Как они могли, Том? — спросил Нат, поворачиваясь к нему. — Как они могли?

— Уж не знаю как, — покачал головой индеец, — но они это сделать. И ты теперь живой.

Друг Томаса, возивший медикаменты в Лос-Анджелес, опоздал и вернулся лишь под вечер. Ната он везти согласился, но настоял, чтобы они отправились немедленно. Пока Том договаривался с ним, Нат держался в стороне, чтобы не слышать их разговора, но, заметив утвердительный кивок второго индейца, подошел поближе. Его переправят через границу, сказал Нату Том, но высадят за городской чертой из-за комендантского часа.

— Ночью ехать лучше. Охрана на контрольный пункт спать и не смотреть внимательно, — закончил Том, крепко пожимая Нату руку. В его руке было что-то зажато. Нат посмотрел и увидел пачку денег.

— Я не могу взять у тебя деньги, — покачал головой Нат. — Это не…

— Это все, что я могу тебе дать. С эти деньги ты найти место, где можно остановиться на пара дней.

— Я… — У Ната перехватило горло. — Я даже не знаю, как тебя благодарить, Том…

И он крепко обнял молодого индейца.

До полнолуния оставался день или два, и все окрестности были залиты ярким серебристым светом луны. Грузовик с медикаментами без всякой дороги, мчался по пустыне, то и дело обгоняя другие машины и целые караваны, которые — каждый своим курсом — тоже двигались к границе. Казалось, все пока складывается удачно, но водитель-индеец был угрюм и молчалив. Очевидно, он, в отличие от Тома, не обладал общительным и легким характером; Нату, впрочем, было не до разговоров. Он все еще находился под впечатлением от увиденной им передачи новостей и никак не мог стряхнуть с себя напряжение. Тщетно он пытался успокоиться: забыть о том, кому на самом деле принадлежало это тело, было положительно невозможно. И о Персис… Как она могла заниматься с ним любовью, зная, что руки, которые обнимают и ласкают ее, — руки убийцы?

«Да, я — убийца, — снова и снова мысленно твердил себе Нат. — Именно поэтому я не смог остановиться и прикончил Тони. Кто знает, на что еще я способен?!»

Когда грузовик приблизился к границе, водитель велел Нату спрятаться, и он с трудом втиснулся в щель между кабиной и кузовом. Щель была узкой и тесной, к тому же здесь сильно пахло мочой, и Нат решил, что водители, должно быть, используют это крошечное пространство в качестве туалета, коль скоро здесь все равно нельзя ничего хранить. Запах ли сыграл свою роль или что-то другое, но охранникам на пограничном пункте тоже, по-видимому, не очень хотелось сюда заглядывать. Они только осмотрели кузов, доверху набитый упаковками с лекарствами, и пропустили грузовик дальше.

Отъехав от КПП на приличное расстояние, водитель притормозил, чтобы дать Нату возможность снова забраться в кабину. Сам он уже был в респираторе. Протянув Нату такой же, водитель велел надеть его.

Как они и договаривались, неразговорчивый приятель Томаса высадил Ната у границы города и, не сказав ни слова и не оглянувшись, тотчас укатил, так что Нат даже не успел его поблагодарить. Вероятно, он боялся, что его застукают в обществе убийцы, и Нат его прекрасно понимал, однако от этого ему не стало менее одиноко. Отныне он мог рассчитывать только на себя.

Над Лос-Анджелесом занималась заря Луна давно зашла, звезды погасли, небо сделалось пурпурно-золотым и алым, и Нат немного утешился. Это был хорошо ему знакомый, типично лос-анджелесский рассвет. Таких нет больше нигде в мире.

Наконец-то он вернулся в родные края.

Подождав немного у шоссе, Нат остановил попутную машину и без помех добрался на ней до бульвара Барнэм, а оттуда двинулся пешком к Голливудским холмам. Он собирался подняться на возвышение, например на наблюдательную площадку в парке Рэньон-каньон, чтобы взглянуть оттуда на панораму города и наметить самый удобный путь к побережью. Так, во всяком случае, он себе говорил, хотя на самом деле Нату просто хотелось увидеть дорогие его сердцу места и попытаться восстановить эмоциональную связь с городом, который за полсотни лет успел сделаться ему чужим. Еще Нату казалось, что если он сделает это, то каким-то образом окажется ближе к Мэри, и тогда — если, конечно, ему повезет и он сумеет разыскать какие-нибудь документы тех давно ушедших времен — он попытается воссоздать последние дни и часы ее жизни и разыскать старых друзей, которые, возможно, еще оставались в живых.