Башни земли Ад - Владимир Свержин

— Да хоть нитраты и барбитураты, по барабану! — Лис выхватил из сумы бронзовый кувшин с рубиновой насечкой. — У меня тут джинн, все за борт! Шаг к нам — и я вытаскиваю пробку!

Дружный всплеск за бортом не оставил сомнений, что слова Лиса, вкупе с особенностями появления живописной группы, показались джентльменам удачи чрезвычайно убедительными. Если бы не цепи, гребцы тоже с радостью последовали бы за хозяевами корабля. Они глазели на троицу, не скрывая ужаса, ожидая то ли приговора, то ли новых команд.

— Але, парни, шо вы пялитесь, как мартышки на елку? Мы пришли даровать вам свободу! Где камбуз?

Глаза рабов, прикованных к веслам, по-прежнему не выражали ничего, кроме ужаса.

— Нехристи, я спрашиваю, где у вас тут кормят?

«Ищите ценник на подарках судьбы».

Жан Батист Кольбер

Яркое весеннее солнце освещало громаду старого замка. Молодым придворным он казался тяжеловесным и даже уродливым: мощные квадратные башни, толстые стены, серый камень… Никакого изящества, никакой изысканности линий. В сравнении с тем, что строилось в последние годы, местные остроумцы уподобляли замок Хуньяди неповоротливому быку в сравнении с грациозным благородным оленем.

Но сам Янош любил эту твердыню с детских лет и, даже став наместником венгерского королевства, не изменял старой резиденции. Сейчас он стоял, облокотившись на перила каменной балюстрады, глядя, с какой самозабвенной энергией упражняется в рубке его младший сын Матиаш. «Отличным воином будет», — подумал ветеран, наблюдая, как слитно движутся тело и руки подростка, осыпающего ударами привязанный к деревянному столбу соломенный тюк. Он прикрыл глаза, слушая короткие щелчки ударов. Но тут внимание его отвлек заливистый смех дочери.

— Синьор Кристофоро, — радостно выпархивая на широкую галерею и весело кружась, воскликнула она, — солнце уже высоко, можно продолжать.

— Вы правы, донна Анна, — знаменитый живописец Кристофоро ди Буонасеро вышел на веранду вслед за девушкой и, увидев старого боевого товарища, поклонился, спеша приветствовать его.

— Синьор Кристофоро, не думайте, что я вас тороплю, — ворковала девушка, — но скоро должен приехать мой жених, повелитель Трансильвании, граф Влад Дракула Цепеш. Он тоже доблестный рыцарь. Как-то в сражении с османами он одним ударом копья пронзил сразу двух врагов, за что его прозвали Накалывателем.

Она стала в горделивую позу и произнесла:

— Графиня Анна Дракула Цепеш. Прекрасно звучит. Как вы думаете, синьор Кристофоро, я ему нравлюсь?

— Синьорина, нет в мире зрячего мужчины, которому бы вы не понравились.

Янош Хуньяди с умилением поглядел на дочь. Та действительно была очень мила, хотя в памяти его вставала другая Анна, затмить которую не смогли бы и ангелы небесные. Он поглядел на Кристофа, глаза их встретились, и они без слов поняли друг друга.

— Синьор Кристофоро, я хочу на портрете быть такой же красивой, как в жизни, чтобы мой дорогой жених в своей Трансильвании не забыл обо мне и не увлекся какой-нибудь миловидной соседкой.

— Я сделаю все, что в моих силах, — склонил огромную седую голову художник, усаживая девушку так, чтобы солнце выгоднейшим образом подчеркивало белизну ее кожи, собольи черные брови и совершенную линию тонкого носа.

— Прошу вас, синьорина, не двигайтесь.

— Хорошо, но вчера вы обещали продолжить свой рассказ.

— Он почти завершен, моя юная госпожа. Ее высочество принцесса Анна вышла замуж за Жана Бесстрашного, как и обещала. Я не стал возвращаться в Дижон, хотя герцог и настаивал на этом. Сердце разорвалось бы на части, доведись мне каждый день видеть мою прекрасную даму рядом с другим. Впрочем, следует быть справедливым, Жан Бесстрашный очень любил Анну и делал все что мог, чтобы она была счастлива.

— Говорят, она всегда была печальна.

— Говорят, — кивнул живописец. — Я больше не видел ее с тех пор. Как вы знаете, синьорина, мне так и не довелось жениться. Я остался в Италии, жил во Флоренции, затем в Милане у сына мессира Джиакомо Аттендоло, герцога Сфорца. Трудно сказать, чего больше довелось мне делать в те годы — воевать или рисовать.

— Отец говорит, вы долго жили и в Риме при папском дворе.

— Да. Меня приглашал расписывать капеллу сам папа, Иоанн XXIII, бывший кардинал Косса, и потом… — Кристофер вздохнул. — Синьорина, умоляю вас, не вертите головой.

— Но солнце мне слепит глаза!

— Что поделаешь, лишь Господь может повелевать солнцу.

Юная модель состроила недовольную гримаску, но вновь уселась, как прежде.

— А что случилось с вашим рыцарем и его друзьями?

— Увы, моя юная госпожа, для меня самого это загадка. Они исчезли, отправились к берегам Леванта на «Святом Клименте» вместе с магистром Вигбольдом и вдруг посреди моря исчезли. Правда, впоследствии венецианцы передавали мне рассказ захваченных ими пиратов о том, как трое храбрецов, двое из которых были удивительно похожи по описанию на мессира Вольтарэ и Рейнара, захватили одну из мавританских галер. Причем, по их словам, Рейнар махал в воздухе каким-то кувшином и кричал, что там джинн, и сейчас он его выпустит. — Де Буасьер грустно улыбнулся. — Это так похоже на него. А вскоре после свадьбы маршала Яна и Джованны простился и барон Дюнуар…

— Джинн… Как интересно…

Со двора раздался крик Матиаша, недовольное карканье, хлопанье крыльев.

— Что это вы себе позволяете, молодой господин Матиаш Хуньяди? — раздался с крыльца возмущенный голос супруги наместника. — Янош, взгляни, наш сын бросается палками в птиц, словно какой-то деревенский свинопас.

— Матиаш, — старый воин перегнулся через перила, чтобы лучше видеть сына, — твоя матушка права. Швыряться палками недостойно доблестного рыцаря и не имеет ничего общего с благородным искусством охоты.

— Отец мой, — отрок виновато склонил голову, но тут же вскинул подбородок и глянул решительно и гордо, — это была необычная птица. Огромный черный ворон. Однако воронье перо с блестящим отливом, а этот… — Матиаш запнулся, подыскивая слова, — он был словно обугленный. Он шел ко мне и держал в клюве перстень с алым, точно горящим камнем.

— Что?! — не сговариваясь, воскликнули Янош Хуньяди и Кристоф де Буасьер.

— Кольцо с алым камнем, — растерянно повторил мальчик. — Я бросил в ворона палку, он взлетел, роняя перстень, потом у самой земли подхватил его, взмыл в небо, а затем вдруг растаял.

— Что за небывальщина? — возмутилась мать. — Какое еще кольцо?

— Молчи, — оборвал ее правитель Венгерского королевства. — Матиаш, ты все сделал верно. Я предчувствую, в жизни ты достигнешь многого, возможно, даже меня обойдешь славой. Но помни, что именно сегодня ты совершил первый свой подвиг.

Лицо юноши просияло.