Жюстина, или Несчастья добродетели - Маркиз Де Сад

Эмбер снова написал то, что я продиктовал. Во главе шайкиголоворезов, которым было заплачено золотом, я явился в сельское поместьететки; я заколол ее собственноручно, мои люди, которым я разрешил грабить все,что попадется, быстро разделались с прислугой. Эфемию отвезли в загородный домпод Марселем, куда я пригласил Елену и Эмбера.

— Друг мой, — сказал я молодому человеку, — явсе для вас сделал, пора расплачиваться.

— Что вы требуете?

— Вашу задницу.

— Мою задницу?

— Вы не получите Эфемию, пока не удовлетворите моюпросьбу.

— Жером, вы же знаете, что я ненавижу такие мерзости!

— Ваша любовница, Эмбер, в соседней комнате. — Ядал знак прижать ухо к стене, чтобы услышать разговор, который вели между собойЕлена и Эфемия. — Если вы не предоставите в мое распоряжение ваш зад, выее не получите.

— Хорошо, наслаждайтесь, негодяй, только чтобы Эфемияне узнала об этом… Иначе она будет меня презирать.

— Ну что вы! Поверьте мне…

И тут мой вздыбленный член вонзился в самый изящный зад,каким я обладал в своей жизни. Я от всей души отдраил юного красавца, я залилему потроха спермой, но так и не успокоил свою безумную похоть. Дело в том, чтоя задумал ужасные вещи, ужасных дел требовала моя испорченная душа.

— Одну минуту, — сказал я юноше, выбираясь из егозада, запер его в своей комнате и поспешил к Эфемии.

— Подержи-ка эту девицу, — приказал я Елене, мненадо с ней позабавиться.

Послышались крики, их тотчас подавили жестокие меры, и вот яблаженствую в очаровательной нетронутой вагине возлюбленной человека, в чьейзаднице я только что вкусил неземное наслаждение.

— Приведи сюда юношу, запертого в соседней комнате,кивнул я Елене, — да захвати с собой одного из моих людей, и пусть ондержит его покрепче.

Появился Эмбер. Если его изумление было невыразимо, то неменьшим было мое удовольствие в тот момент.

— Подлец! — завопил Эмбер, пытаясь броситься наменя. — Мерзкое чудовище!

Но его держали надежно.

— Друг мой, — обратился я к молодому человеку, не обращаявнимания на его угрозы, — ты видишь этот кинжал? Я всажу его в грудьпредмета твоих желаний, если только ты не дашь мне поцеловать твой зад, пока язанимаюсь другим делом.

Эмбер затрясся; его подруга, которая была не в силахговорить, кивком головы попросила его уступить, и он встал в нужную позу. Этобыло для меня сигналом сменить позицию: я проворно перебрался из влагалища ванус, почти не прерывая акта, и ошалел от блаженства, лобзая ягодица любовникаи содомируя при этом любовницу. Но несчастный Эмбер, за которым зорко следилаЕлена, не знал, до какой степени доходит мое коварство в самый сладостныймомент извержения… В тот самый момент, когда моя душа, душа распутника, снаслаждением погружалась в последнюю и самую волнующую бездну порока, я заставилего обернуться; я показал ему его любовницу, залитую кровью, предательскипронзенную моим кинжалом в сердце и в обе груди. Он рухнул на пол без сознания.Елена привела его в чувство, но он открыл глаза только затем, чтобы увидеть,как умирает Эфемия, и осыпать меня оскорблениями.

— Глупый юноша, — сказал я ему, наслаждаясь своимзлодеянием, — вот твои записки, которыми ты себя изобличил. Если скажешьхоть слово, ты погиб: это убийство ляжет на тебя; мы с Еленой подтвердим твойжестокий поступок, и ты сдохнешь на эшафоте. Я еще не насытился и снова хочутвою задницу. Однажды я уже сношал девицу на трупе ее любовника, а сегоднянамерен насладиться любовником на трупе его возлюбленной, чтобы сравнить этидва ощущения и определить, которое из них приятнее.

Никогда еще я не испытывал подобного безумия: Еленаприжималась к моим губам своим прекрасным задом, лакей прочищал мне заднийпроход, я сношал поочередно Эмбера и труп Эфемии.

Устав от ужасов, я послал за представителем правосудия. Мы сЕленой обвинили Эмбера, доказательством послужили записки. Я прибавил, что онтайком от нас привел свою любовницу в этот дом и убил ее: вот до чего довелаего ревность. Несмотря на юный возраст, Эмбера признали виновным и казнили. И яиспустил крик восторга! Я, орудие и автор всех этих злодейств, живу издравствую!

Судьба предоставила мне возможность совершить и другие, хотяи пришлось сделать небольшую передышку. Я не надеялся на Елену — она былаболтлива — и применил принцип Макиавелли: «Либо никогда не следует заводить сообщников,говорил этот великий человек, — либо надо уничтожить их, как только онисделают свое дело». В том же месяце, в том же доме, в той же самой комнате, япредал Елену смерти, мучительнее которой не испытывала ни одна из моих жертв.Затем спокойно возвратился в Марсель благословить судьбу, которой всегда угоднопомогать моим злодеяниям.

Я провел в том городе еще несколько лет, и за это время сомной не произошло ничего, достойного вашего внимания — все, как обычно: многораспутства, много шалостей, несколько тайных убийств, но ничего выдающегося.Тогда-то я и услышал о вашей знаменитой обители СентМари-де Буа. Желаниеприсоединиться к вам заставило меня вспомнить о моем прежнем сане. Я узнал, чтоэто возможно через посредство пожертвований в пользу ватиканского суда. Япоспешил в столицу христианского суеверия, побывал у его святейшества, испросилпозволения вернуться в орден; я отдал половину своего состояния Церкви иблагодаря такой щедрости добился восстановления всех моих прав и направления вобитель Святой Марии. Так я стал одним из вас, уважаемые собратья. Дай Бог,чтобы я остался здесь надолго! Ибо, если порок обладает привлекательностью вином месте, еще более притягателен он здесь, где, процветая под этой мирнойсенью, он избавлен от всех неожиданностей и опасностей, которые слишком частосопутствуют ему в мирской жизни!

Конец приключений в монастыре. — Как Жюстине удалосьпокинуть его. — Постоялый двор, который путникам лучше обходить стороной

Выслушанная повесть не только не утихомирила возбужденноеобщество, как на то надеялся Северино, но, напротив, настолько вскружилаголовы, что было решено немедленно поменять предметы распутства.

— Оставим только шестерых женщин, — подал голосАмбруаз, — остальных заменим мальчиками. Мне надоело в течение целыхчетырех часов видеть лишь грязные влагалища и растрепанные груди, между тем каку нас достаточно красивых ганимедов.

— Хорошо сказано, — одобрил Северино, взбесившийсяфаллос которого торчал на шесть дюймов выше стола. — Пусть приведутпоскорее шестерых мальчиков, а из девиц оставим Жюстину, Октавию и этихчетверых красоток, которые в настоящий момент ублажают нашего Жерома.

На сцене произошли изменения; появились юноши, и наши монахистали заниматься содомией, а девушки служили только объектом жестоких утех.