Заговор против Гитлера. Деятельность Сопротивления в Германии. 1939-1944 - Гарольд С. Дойч

Следует отметить, что власти в Гааге на этот раз отнеслись к информации Саса несколько более серьезно, чем раньше. Это объяснялось наступлением «весеннего сезона военных кампаний», когда следовало проявлять особую бдительность и особую осторожность, тем более когда международная обстановка накалялась с каждым днем. Военные, находившиеся в отпусках, получили предписание вернуться к месту службы к 9 апреля. Группу путешествовавших голландских офицеров индийского происхождения голландское посольство в Берлине попросило вернуться в пределы страны, в связи с чем получило замечание от голландского министра иностранных дел ван Клеффенса за то, что предприняло «ненужные действия». Хотя вторжение в Скандинавию все же состоялось, оно не восстановило авторитет Саса в глазах военных руководителей в Гааге. Видимо, у них было убеждение, что Сасу просто повезло и что его информация случайно совпала с действительным развитием событий – закон равновесия в данном случае сработал в его пользу, поэтому к его личным заслугам произошедшее никак не следовало относить. Сасу даже сделали «полувнушение» в связи с тем, что он не передал информацию традиционным способом, используя принятый официальный шифр, а также указали на то, что его информация не подтвердилась «полностью»: Гитлер ведь до сих пор так и не нанес удар на Западе.

Поэтому неудивительно, что еще целый месяц Сас оставался на положении «пророка в своем отечестве», которому мало кто верит.

Поскольку время доставки экспедиционных сил к месту высадки составляло четыре дня, Гитлеру было трудно поменять принятое решение, когда войска уже были в пути. Вторжение началось, как и планировалось, 9 апреля 1940 года. Это было напряженное время во всех европейских столицах, но нигде не наблюдалось столь противоречивого отношения к этому событию, как в Берлине. Ясно, что в Цоссене за событиями следили со смешанными чувствами. А на Тирпиц–Уфер Остер, Донаньи, Лидиг и Мюллер, а также другие члены оппозиции проводили долгие часы, напряженно склонившись над большой картой Северного моря. Они непрерывно обсуждали, в каком именно месте английский флот мог бы успешно вступить в дело. Однако по мере того, как часы сменялись днями, а дни – неделями, их надежды все больше и больше таяли, пока наконец не растаяли окончательно. Бек и Канарис сразу сказали, что англичане поставят на карту свой флот лишь в решающий для нации момент; рисковать флотом ранее этого они не будут. Бывший начальник штаба сухопутных сил и начальник абвера, оказались правы.

Тем временем Гитлер стал в Германии героем дня. То, что считали невероятным, случилось, и никто не мог отрицать того, что эта победа в значительной степени принадлежала ему. На какое–то время презрительное прозвище «богемский капрал», как его называли представители высшего командного состава вермахта, исчезло из их лексикона. Командующие–ветераны, несмотря на весь свой опыт, стали сомневаться в своих собственных суждениях и оценках. Все эти настроения еще больше усилились после стремительного броска на Запад, который сочли выдающимся успехом.

«Доклад Х», доставленный в Цоссен в начале апреля 1940 года, с точки зрения практических действий уже был устаревшим. А с учетом произошедших событий, не будь доклад доставлен в начале апреля, через несколько недель он навряд ли вообще появился бы в ОКХ. В сложившихся обстоятельствах оставалось только ждать и – вопреки всему – продолжать надеяться. Теперь только успешная попытка покушения на Гитлера могла остановить наступление на Западе – больше ничего не могло этому помешать. Бек и Остер, независимо от того, будет наступление успешным или нет, хотели попытаться сохранить ту тонкую ткань контактов на Западе, которую им удалось сплести и которая была сохранена и даже несколько укрепилась после начала войны. Если бы эти контакты сумели пережить потрясение от военного конфликта с западными странами, возможно, что–то удалось бы сделать для того, чтобы спасти Германию и добиться для нее такого места в мировом сообществе, которое не было бы постыдным и унизительным.

В последующие годы твердое ядро противников нацистского режима, участники которого, невзирая на все трудности, неудачи и разочарования, упорно и стойко вели борьбу во время первого и второго раундов сражения с режимом, продолжало свою деятельность. Его состав остался практически неизменным, и все его участники по–прежнему целеустремленно делали все, что могли. В период общего разочарования и подавленности Хассель записал в своем дневнике 29 апреля 1940 года: «Бек, Попитц, Герделер и я были едины во мнении, что несмотря на то, что шансы минимальны, мы ни на минуту не должны отказываться от борьбы и должны пробиваться вперед, чего бы это ни стоило».

Хассель и те, от чьего имени он говорил, не изменили своего намерения. Практически все без исключения четыре года спустя плечом к плечу выступили против нациста номер один 20 июля 1944 года.

Триумф Гитлера на севере Европы окончательно решил вопрос о наступлении на Западе. Ни с какими серьезными возражениями со стороны военного руководства нацистский диктатор больше не сталкивался. Успех его личных планов в Норвегии подействовал на генералов ошеломляюще и даже привел их в некоторый трепет. Ведь мало кто из них знал, сколь сильно нервничал и колебался Гитлер, когда, как казалось, операция могла быть сорвана. В течение месяцев военную элиту рейха тщательно обрабатывали, применяя давление, умасливание и просто откровенно грубый нажим; это дало результаты и довело генералов «до кондиции», когда они, как презрительно отозвался о них Остер, превратились в «генерал–полотеров», готовых выполнить любой приказ Гитлера; эта характеристика касалась, естественно, высшего генералитета. То пассивное сопротивление, которое наблюдалось со стороны многих из них осенью и ранней зимой 1939/40 года, окончательно ушло в прошлое.

Их совесть за эти месяцы либо притихла, либо совсем уснула. Весь сор, который обильно выносился из Польши, чтобы достичь ушей Запада, был запрятан под ковер и надежно там похоронен. То чувство протеста, которое вызывали планы Гитлера в отношении нейтральных стран и которое охватило даже такого человека, как Бок, в ноябре 1939 года, в значительной степени теперь сошло на нет. Во время захвата Дании и Норвегии никто уже не углублялся в моральный аспект этого события и вообще не относился к этому столь же чувствительно, как при обсуждении планов агрессии против нейтральных стран несколько месяцев назад. Теперь к этому отнеслись куда как спокойнее, восприняв чуть ли не как должное. Победа, как часто поучал Гитлер своих генералов, списывает все, а перспектива военного триумфа, столь призрачная в осенние месяцы 1939 года, становилась все более реальной.

В Гааге и Брюсселе по–прежнему не хотели смотреть правде в глаза. Ведь жизнь, казалось, была бы куда проще и приятнее, если бы просто удалось закрыть рот «берлинской Кассандре»[197].

Сас был не единственным пострадавшим от тех, кто не хотел слышать того, что им не нравилось. Один английский корреспондент, работавший в Голландии и рискнувший передать в свою газету в начале мая 1940 года информацию о предстоящем нападении, был вызван голландскими властями и получил предупреждение, что он будет выслан из страны, если еще раз пошлет «провокационную и создающую проблемы информацию».