Фиеста - Эрнест Хемингуэй

Я молчал.

— Мы хотели торжественно отпраздновать, а вместо этого у нассплошная драма. Он как ребенок. Бьет себя в грудь, плачет и просит меня неволноваться, но он говорит, что просто не может этого сделать.

— Плохо дело.

— Еще бы не плохо. Два с половиной года я на него потратила.Теперь я даже не знаю, захочет ли кто на мне жениться. Два года назад я моглавыйти за любого, там, в Канне. Все старички, которые хотели остепениться иискали элегантную жену, за мной бегали. А теперь сомневаюсь, найду ли якого-нибудь.

— Бросьте, вы и сейчас можете выйти за любого.

— Нет, не думаю. И потом, я люблю его. И я хотела бы иметьдетей. Я всегда считала, что у нас будут дети. — Она ясными глазами смотрела наменя. — Я никогда особенно не любила детей, но мне не хочется думать, что уменя их никогда не будет. Я всегда считала, что у меня будут дети и тогда яполюблю их.

— У него есть дети.

— Да, есть. У него есть дети, и у него есть деньги, и у негомать богатая, и он написал книгу, а то, что я пишу, никто не хочет печатать,решительно никто. А пишу я вовсе не так плохо. И денег у меня совсем нет. Ямогла бы выговорить себе алименты, но я хотела получить развод как можноскорее. — Она снова очень ясно взглянула на меня. — Это несправедливо. С однойстороны, я сама виновата. Но все-таки не во всем. Конечно, надо было быть умней.А когда я говорю ему, он просто начинает плакать и говорит, что не можетжениться. А почему он не может жениться? Я была бы хорошей женой. Со мной легколадить. Я ему не мешаю. Но это не помогает.

— Скверная история.

— Да, скверная история. Но что толку говорить об этом.Пойдемте обратно в «Селект».

— Я, сами понимаете, ничем не могу вам помочь.

— Нет, не можете. Только не говорите ему, что я вам сказала.Я знаю, что он хочет. — Тут она впервые оставила свой тягостно веселый тон. —Он хочет вернуться в Нью-Йорк один и быть там, когда выйдет его книга, чтобыиметь успех у девчонок. Вот чего он хочет.

— А может быть, он и не будет иметь успеха. И по-моему, онвовсе не такой. Серьезно.

— Вы, Джейк, не знаете его так, как я. Именно этого онхочет. Я знаю. Знаю. Именно из-за этого он не хочет жениться. Он хочет этойосенью один насладиться своей славой.

— Вернемся в «Селект»?

— Да. Пойдемте.

Мы встали из-за столика — нам так ничего и не подали — ипошли через улицу в кафе «Селект», где Кон сидел за мраморным столиком и,улыбаясь, поджидал нас.

— Ну, чему ты рад? — спросила его Фрэнсис. — Доволен всем насвете?

— Мне смешно, что вы с Джейком секретничаете.

— О, то, что я сказала Джейку, не секрет. Об этом скоро всеузнают. Я только хотела преподнести это Джейку в приличной форме.

— О чем это? О том, что ты уезжаешь в Англию?

— Да, о том, что я уезжаю в Англию. Ах, Джейк! Об этом я изабыла сказать. Я еду в Англию.

— Так это же отлично.

— Да, это всегда так делается в порядочном обществе. Робертотправляет меня в Англию. Он дает мне двести фунтов, и я еду погостить кдрузьям. Правда, это будет очаровательно? Кстати, друзья еще ничего об этом незнают.

Она повернулась к Кону и улыбнулась ему. Он уже не улыбался.

— Ты хотел дать мне только сто фунтов, правда, Роберт? Но язаставила его дать двести. Он ведь очень щедрый. Не правда ли, Роберт?

Я не понимаю, как можно было говорить Роберту Кону такиеужасные вещи. Есть люди, которым говорить оскорбительные вещи невозможно.Кажется, мир развалится, в полном смысле слова развалится тут же, на глазах,если сказать им такое. Но вот Кон сидел и слушал все это. Вот все этопроисходило при мне, и я даже не испытывал желания остановить ее. И это ещеоказались милые шутки по сравнению с тем, что было дальше.

— Как ты можешь так говорить, Фрэнсис? — прервал ее Кон.

— Он еще спрашивает! Я еду в Англию. Я еду к друзьямпогостить. Случалось вам гостить у друзей, которым вы не нужны? О, им придетсятак или иначе принять меня. «Как поживаете, дорогая? Сколько лет, сколько зим!Как поживает уважаемая матушка?» Да, как поживает уважаемая матушка? Онавложила все свои деньги во французский военный заем. Да, да. Вероятно, кроме нее,ни один человек на свете этого не сделал. «А как Роберт?» Или еще как-нибудьочень осторожно, вокруг да около. «Будьте осторожны, не упоминайте о нем,дорогая. Бедняжка Фрэнсис так много пережила». Правда, Роберт, это будетвесело? Как, по-вашему, Джейк, весело будет?

Она повернулась ко мне, улыбаясь своей нестерпимо яснойулыбкой. Она была очень довольна, что есть кому слушать ее.

— А что ты будешь делать, Роберт? Я сама виновата, я знаю. Яво всем сама виновата. Когда я заставила тебя отделаться от этой девочки,секретарши твоего журнала, я должна была понять, что ты так же отделаешься отменя. Джейк не знает этой истории. Рассказать ему?

— Замолчи, Фрэнсис, ради бога.

— Нет, я расскажу ему. У Роберта в редакции была секретарша.Совершенно очаровательная девочка, и он считал, что она восхитительна, а потомпоявилась я, и он решил, что я тоже в достаточной мере восхитительна. Так вот язаставила его отделаться от нее, а он в свое время, когда редакцияперекочевала, привез ее в Провинстаун из Кармеля, и он даже не оплатил ейобратный проезд. И все это, чтобы доставить мне удовольствие. Тогда он находилменя интересной. Правда, Роберт?

Вы не подумайте, Джейк, — с секретаршей все было совершенноплатонически. Даже и не платонически. Вообще ничего такого. Просто она былаочень хорошенькая. А сделал он это, чтобы доставить мне удовольствие. Ну что ж,взявший меч от меча и погибнет. Кстати сказано, правда? Советую тебе запомнитьэто, Роберт, для твоей очередной книги. Понимаете, Роберт собирает материал дляновой книги. Так ведь, Роберт? Вот из-за этого он и бросает меня. Он решил, чтоя не фотогенична. Видите ли, все время, пока мы жили вместе, он так был занятсвоей книгой, что ничего про нас не запомнил. Так вот он отправляется на поискисвежего материала. Ну что ж, надеюсь, он набредет на что-нибудь безумноинтересное.