Сыграй еще раз, Сэм - Майкл Уолш

— И ты влюбилась, — сказала Ингхильд.

— И я влюбилась, — подтвердила Ильза. — И не в идею на этот раз, а в человека. Ричард открыл мне мир, о котором я и не подозревала, мир романтики и страсти и…

— Физической любви между мужчиной и женщиной, — сказала Ингхильд.

Ильза кивнула:

— Рик вернул меня к жизни. И тут Виктор воскрес из мертвых.

— Как это?

Ильза слишком разволновалась; она заставила себя успокоиться. С того дождливого тоскливого дня в июне 1940 года в Париже, когда истощенный и изнуренный Виктор внезапно вновь предстал перед ней, в их совместной жизни мало что осталось, кроме строжайшей конспирации и непрерывного бегства — гестапо охотилось за ними по всей Франции. Если бы не смелый алжирский рыбак, который тайно перевез их на баркасе через Средиземное море из Марселя в Алжир, спрятав под грудами вонючей рыбы… От воспоминания Ильзу передернуло.

— Немцы наступали, — рассказывала она. — Все понимали, что падение Парижа — только вопрос времени. Чешское правительство в изгнании переехало в Лондон. Ричард не хотел уезжать, хотя я умоляла его. Я знала, что он не бесчувственный циник, которым притворяется. Я знала, что он дрался против Муссолини в Эфиопии и против Франко в Испании. Немцы тоже знали его историю; останься он, его бы тут же арестовали. Я не могла допустить такое со вторым мужчиной в моей жизни. Но без меня он бы не поехал. Мы решили бежать вместе.

— Но не бежали.

— Я не смогла, — сказала Ильза, опуская глаза в пол. — За день до нашего отъезда в Марсель мне шепнули, что Виктор жив и прячется в товарном вагоне на окраине Парижа. Он был болен и нуждался во мне. Ох, мама, ну как я могла не помчаться к нему? Он же мой муж.

Ильза плакала, слезы, которые она сдерживала так долго, текли по щекам.

— Когда я в последний раз виделась с Риком, я уже знала, что Виктор вернулся. Мы сидели в клубе Рика, пили последнее шампанское, чтобы не досталось немцам… Я ушла под каким-то предлогом, обещала встретиться с ним вечером на Лионском вокзале. Но не пришла. Ричард сел в поезд на Марсель с моей запиской — я написала, что больше никогда не смогу с ним увидеться. Я не могла объяснить почему. Не могла ничего рассказать. Это было самое трудное решение в моей жизни. Но что мне оставалось? Наша работа была важнее моих чувств. Даже моего чувства к Ричарду Блэйну. Чего стоит счастье двух человек, когда на карту поставлены миллионы жизней?

Тень невыразимого сожаления мелькнула по лицу матери.

— Ты говоришь не о муже, — заметила она, — а о его работе. Это ведь не одно и то же.

Прежде Ильза эти вещи не разделяла.

— Да, — согласилась она, — его работа. Я влюбилась в его работу задолго до того, как встретила его. Когда мы познакомились, я и помыслить не могла, что такой великий человек может влюбиться в неопытную девчонку. Он совершал героические деяния ради своей страны, а что делала я? Изучала языки.

Ингхильд подбирала слова очень осторожно:

— Я не имела чести встретиться ни с одним из этих джентльменов, Ильза. Что ты любишь в них?

Ильза ответила. Что Виктор научил ее, что такое любовь: любовь к родине, любовь к правде, любовь к свободе, любовь к ближнему. Тем, кем Ильза стала, она была обязана Виктору Ласло. Любить такого человека было легко, и ей казалось, что она его любит.

— А второй? Ричард Блэйн?

Ильза рассказала. Что Рик был всем, чем не был Виктор. Что Рик был циником там, где Виктор горел душой; мизантропом, где Виктор — альтруистом. Что Рик выражался сочно, а действовал при необходимости грубо. Зубоскалил там, где Виктор восхвалял, глумился над тем, что Виктор превозносил. Что даже когда Рик в смокинге, у него аура разбойника. Что любить такого трудно, но она точно знает, что любит.

Рик тоже научил ее, что такое любовь, иная любовь: плотская, физическая, всепоглощающая любовь, которая заставляла ее в голос кричать от радости и вожделения. С Виктором она была одной из многих; с Риком все исчезали, и она была единственной женщиной в целом свете.

— Кого ты любишь сильнее?

Неужели это не очевидно? Ильза бросилась матери в объятия и зарыдала у нее на груди. Ингхильд ласково гладила дочь по голове и утешала мягким шепотом, как в детстве.

— Я люблю Виктора, мама. Чего бы ни потребовал он или его работа, я готова это отдать, в том числе самое себя. Разве может любовь женщины быть сильнее?

— А Рика?

— Я люблю Рика, люблю. С ним я чувствую себя женщиной. Когда мы вдвоем, его поцелуи лишают меня чувств, изгоняют все мысли, мне хочется остаться с ним навечно. Разве бывает любовь сильнее?

Ингхильд стиснула дочь в объятиях.

— Я не видела тебя два года и могу лишь отдаленно представить, что тебе пришлось вынести. Но я знаю свою дочь. Я знаю, что она сильная и честная и она никогда не поступит неправильно. И знаешь, мне кажется, ты уже сделала выбор.

— Мне тоже так казалось. — Ильза подняла голову, и мать смахнула ей слезы. — До Касабланки, где я снова встретила Рика. Это у Рика были транзитные письма для меня и для Виктора, и он спас нам жизнь.

Она рассказала Ингхильд историю трех дней в Марокко и новой встречи с Риком, его ожесточения, возрождения их любви и его самопожертвования в аэропорту.

— Ты хочешь, чтобы я сказала тебе, что делать, — промолвила Ингхильд, и Ильза кивнула. — Я не смогу.

Лицо Ильзы вытянулось.

— Почему, мама? — взмолилась она.

— Потому что не знаю. Это твоя жизнь, Ильза, не моя. Что бы ты ни решила, мое благословение всегда пребудет с тобой. Единственное, что я могу тебе сказать: слушайся своего сердца. Оно подскажет ответ.

И сердце подсказало. Любить Рика — значит предать и брачные обеты, и само Сопротивление. Рик сказал, что не подставляет шею из-за каждого. Она покажет ему — она подставит шею за всех — за Виктора, за Европу. И даже за Рика Блэйна, нравится ему это или нет.

Нью-Йорк, июнь 1931 года

Ицик Бэлин, которого все зовут Риком, повстречался с Лоис Горовиц, отправившись в город купить матери книшей.[19]С Соломоном Горовицем он повстречался на обратном пути, доставив Лоис к отцу.

Он ехал надземкой по Второй авеню, выйдя из квартиры на 116-й Восточной улице, где жила его мать, к которой Рик отправился в тот день из своей берлоги в Вашингтон-хайтс. Рик любил гулять по Нью-Йорку и не тяготился дальними концами. Кроме того, у него нет машины. Не по карману. Не в тягость ему и время от времени навещать маму, даже если приходится сидеть у нее на кухне и выслушивать квель[20]о том, какой он красавчик и идише копф,[21]а после брюзжание о том, что он безработный.