Под маской скомороха - Виталий Гладкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Центром Новгорода был просторный и хорошо укрепленный град на Софийской стороне – Детинец. Новгородцы не сомневались, что его высокие каменные стены и башни могут выдержать многодневную осаду; если, конечно, среди защитников Детинца не найдется христопродавец, готовый за богатую мзду продать не только сограждан, но и мать родную. Внутри Детинца высились золотые главы церкви Святой Софии, и располагался двор владыки. Кроме того, там же было еще несколько церквей, судебная изба и дворы, построенные улицами. В 1334 году над всей стеной Детинца была сделана кровля, а на воротах, в каменных башнях, устроены церкви – Богоявления, Воскресения, церковь Василия на Прусских воротах и церковь Преображения, откуда был выезд в Людин конец, на юг.
За пределами Детинца простирался Великий Новгород, разделенный на концы. На Софийской стороне полукружием около Детинца располагались три конца: на юг – Людин конец, или Гончарский, на запад – Загородный конец, а на север – Неревский. Ближайшая часть города к Детинцу называлась Околоток. На Торговой стороне было два конца: на юг – Славенский, на север – Плотницкий.
В Славенском конце в любое время года бурлил Торг – главное доходное место новгородцев практически всех сословий. Главным на Торге считался Великий ряд, где находились постоянные торговые лавки и амбары. Там же находились весовщики, собиравшие «весчее» – сбор за взвешивание товара, и менялы со своими стольцами.
На Торге находилось и Ярославово дворище, получившее свое название по имени князя Ярослава Мудрого. Там располагался его княжий двор. В разные времена на Торге было построено много церквей, а между ними стояла Вечевая Башня со ступенями, на которой висел колокол, созывавший народ на вече. Неподалеку от Ярославова дворища находились торговые дворы: Немецкий, Готский и Плесковский. Из Славенского конца от Вечевого майдана через Волхов шел в Людин конец мост, уставленный купеческими лавками для красного товара.
Город со всеми его пятью концами был окружен земляным валом, а за ним – глубоким и широким рвом, наполненным водой. Его выкопали в 1372 году, когда Новгород, после разорения Торжка войсками Твери, опасался нашествия дружины тверского князя. В 1383 году, чтобы упредить наступление князя Дмитрия Донского, новгородцы расширили этот вал более чем на три сажени[34], в некоторых местах соорудили каменные башни – «костры», а поверх вала поставили деревянный частокол.
За Неревским концом у самого вала протекал ручей Гзень; он поворачивал к востоку и впадал в Волхов. За Людиным концом находилось Жидическое озеро, или Плесо, Торговая сторона была окаймлена речкою Копанью, а на южной стороне, за Славенским концом, протекал ручей Жилотуг, сливавшийся с другим протоком, Малым Волховцем. Ближе к валу, за Плотницким концом, протекала речка Витка. Все эти незначительные ручьи и речушки в половодье приносили немало бед, но на все воля Божья, как смиренно говорили новгородцы.
Вал, огибавший Новгород на обеих сторонах Волхова, не был границей городских построек. За ним, на значительном пространстве во все стороны, располагались посады, прилегавшие к монастырям. Их было много, и все они принадлежали не Новгородской земле, а самому Господину Великому Новгороду. Эти посады с дворами, рассеянными там и сям, с огородами и садами, придавали Новгороду вид огромнейшего города. Его окрестности были болотистыми, и в сильные разливы покрывались водой, исключая возвышенности, где стояли монастыри; но иногда случалось, что вода доставала и до самых монастырских стен.
Все это было хорошо знакомо Ратше в отличие от калик, которые были родом из других краев земли Русской. Ему пришлось выступать в роли зажиточного хозяина, который водит гостей по своим богатым хоромам, рассказывая, где находится горница, где светлица и сенник[35], и как пройти в повалушу[36] или в его личные покои. Но, главное, он просто обязан объяснить им, в каком закутке располагается нужный чулан – чтобы во время застолья они не смущали пирующих непристойными расспросами и не терпели адские муки, когда надо маленько разгрузить желудок, наполненный вкусной едой под самую завязку, или, что самое худое, куда бежать, когда прижмет естественная надобность, да так, что невмоготу.
На мосту, который соединял вечевой майдан с Людиным концом, новгородцы, по своему обычаю, выясняли отношения с помощью мордобоя. В Новгороде такие драки были обыденным явлением – как, к примеру, летний дождик или зимой вьюга. При этом шум и гам над мостом стоял такой, что, наверное, рыба в Волхове глохла.
– Это смута какая, али што?! – испугались слепцы.
Для их острого слуха гвалт от бузы на мосту был нестерпимо громким. Граждане вольного города пытались понять, из-за чего разгорелся сыр-бор и к какой стороне примкнуть, чтобы всласть почесать кулаки.
– Народ дурью мается… – буркнул Ратша. – Обычное дело. Уйди, не то зашибу! – рявкнул он, увидев, что на него несется здоровенный дылда с пудовыми кулачищами.
Похоже, парень был «клиновым»[37]. Видимо, ему здорово досталось по башке, и в мозгах у него случилось помутнение, после чего людским водоворотом он был выброшен в толпу зевак. А когда оклемался, то перепутал грешное с праведным, посчитав Ратшу, который держал в руках ослоп, за одного из бойцов противоборствующей стороны, хотя тот и прицепил длинную седую бороду, изображая почтенного старца. Ведь в кулачных боях принимали участие все, кто мог крепко стоять на ногах, невзирая на возраст. К тому же в схватках на новгородском мосту нередко использовались палки, посохи, кистени, разнообразные тяжелые заначки в рукавицах и даже ножи – в зависимости от значимости события. Поэтому дубье в руках «старца» подействовало на детину, как красная тряпка на быка.
Скорее всего, решил Ратша, в данный момент решается какое-то серьезное дело, связанное с вече. Договориться полюбовно на всеобщем собрании не удалось, вот теперь народ и решал в кулачном бою, чей будет верх. Ведь победитель всегда прав.
Дылда не послушался доброго совета, и Ратше не оставалось ничего другого, как вспомнить молодость. Бить здоровилу ослопом он не стал, – чужие разборки ему были ни к чему – лишь слегка отступил в сторону, пропуская его мимо себя, а затем припечатал таким смачным пинком ноги пониже спины, что забияка пропахал носом добрую сажень хорошо утоптанной землицы. После этого Ратша, не дожидаясь, пока дылда очухается и возжаждет мести, увел калик в толпу, которая скрыла их так, будто они были за стеной деревьев в глухом лесу.