Методология мышления. Черновик - Андрей Курпатов

Определение «гравитации», прочитанное нами, например, в Википедии, является классическим представлением о реальности. Но оно никогда не даст нам ощущения реальности этого феномена, если мы не отбросим его (наши представления о реальности) и не увидим за ним парадокс – нечто, что не укладывается в нашей голове, но ощущается как вопрос, как проблема, как нечто предельно особенное, удивительное и вместе с тем – ясное, будучи непосредственно данным нашему мышлению (а не включенным уже в некий набор формализированных представлений о реальности).

Пока в нас есть это ощущение, не вкладывающееся в представление, мы способны на создание мысленных экспериментов, позволяющих реконструировать фактическую реальность. Но как только это ощущение интегрируется в какое-то наше представление, реконструкция фактической реальности уже будет для нас невозможной.

Рассмотрим другой пример – время. У каждого из нас есть представление о времени, но в действительности никто из нас не знает, что это такое. Замечаем ли мы это собственное незнание? Нет, большинство из нас живет в полном ощущении, что он знает, что такое время. Но разве время заключено в часах? Нет, часы лишь как-то его измеряют. Нет времени и в нас – в нас есть лишь способность относить какие-то свои восприятия к уже-бывшим, а какие-то к настоящим, и воображать, прогнозировать события будущего. Но разве это время? Нет. Или, может быть, время есть в физической реальности? Нет, там его тоже нет – в физической реальности все и всегда пребывает в настоящем, именно для нее прошлого уже нет, а будущего еще нет.

Является ли, наконец, наше привычное представление о том, что время течет из «прошлого через настоящее в будущее», фактическим временем? Нет, это умозрительная конструкция, которую нельзя даже ощутить, хотя мы верим в нее, как будто бы это непреложная истина, и не можем понять, как время может течь в обратном направлении. Когда нам говорят, что теоретически это возможно, мы лишь воображаем запущенную назад киноленту, что сути дела для нас, конечно, не проясняет. Короче говоря, у нас есть представление о времени, но оно, конечно, иллюзорно. И когда мы торпедируем это представление, задаваясь соответствующими вопросами, и возникает этот зазор, эта область разрыва, через которую мы получаем доступ к фактической реальности.

И да, в этой области разрыва «все непонятно» – конечно, иначе ухваченное нами ощущение фактической реальности превратится в обычное представление, будет вложено в какой-то искусственный контекст и уже не будет знанием о фактической реальности! Но именно эта «непонятность», «неопределенность», и позволяет нам различить те отношения в пространстве реального, которые прежде, цензурируемые нашими представлениями, были совершенно для нас недоступны. Обнаружение этих отношений и позволяет нам строить те реконструкции реальности, те мысленные эксперименты, которые уточняют, развивают и продвигают наше знание, позволяют решать задачи, которые мы сами перед собой ставим.

Понятие «времени», равно как и «силы притяжения», равно как и наши представления о тысячи других вещей, кажущихся нам существующими, ничего не говорит нам о фактической реальности. Подобные химеры нашего мышления являются ничем иным, как неизбежным и необходимым компромиссом между докатывающимися до нас эффектами фактической реальности и нашим субъективным опытом – компромиссом, выражающимся и реализующимся в наших представлениях о реальности.

В фактической реальности нет никакого «времени», как нет «гравитации» или разделения на «живое» и «неживое», что понятно хотя бы потому, что мы не можем эти феномены объяснить иначе, как только посредством тех же слов, которые мы используем для того, чтобы эти феномены обозначить. Это великая «майя» представлений, которую мы можем разорвать лишь тотальным сомнением в достоверности наших представлений о реальности.

Причем это правило касается не только таких «абстрактных вещей», как «время», «гравитация» или «неживое», но всего континуума нашего существования (психологических теорий, социальных отношений и т. д.), который соткан из представлений, которые нам удобны, нам необходимы, подчас жизненно для нас важны, но не правдивы, если понимать под правдой (достоверностью) фактическую реальность, которая, будучи скрыта от нас за нашими же представлениями, является вместе с тем подлинной реальностью нашего существования.

Мне постоянно приходится говорить о том, что фактическая реальность «скрыта» от нас нашими представлениями, но это опять же слабость нашего языка, неприспособленного для целей высказывания мышления как такового. В действительности, реальность, конечно, не скрыта от нас, а, напротив, разлита вокруг, предельно явлена и куда более реальна, чем мы можем себе это «реальное» вообразить. Просто мы не имеем к ней доступа через наши представления, и наше подлинное мышление о реальности, потому, должно быть принуждено идти окольным путем. Иногда мне кажется, что именно об этом пытался сказать Мартин Хайдеггер в своих рассуждениях обалетейи на своем «гераклитовском семинаре».

Снова обратимся к нейрофизиологии и попытаемся понять, что же является фактическими единицами мышления. Существенно аппроксимируя результаты разнообразных исследований, посвященных в первую очередь нейрофизиологическому изучению процессов восприятия и памяти, мы обнаруживаем общий принцип формирования интеллектуальных объектов.

Все объекты, которыми оперирует наше мышление, являются как бы воссозданными психикой – то есть мы не воспринимаем объекты внешнего мира как таковые («как они есть»).

Информация об этих объектах, разделенная, условно говоря, на модальности (отраженный от объекта свет или им излучаемый, создаваемые им звуковые эффекты, выделяемые им во внешнюю среду химические вещества и т. д.), поступает на различные периферические рецепторы (палочки и колбочки сетчатки глаза, слуховые рецепторы улитки внутреннего уха, обонятельные и вкусовые луковицы и т. д.).

Эти раздражения превращаются в гомогенные по существу нервные сигналы, которые, каждый по своему пути (и только эти пути обусловливают их специфичность в рамках субъективного опыта), направляются в соответствующие – так же пока еще «отдельные» – отделы головного мозга (корковые анализаторы, подкорковые образования и т. д.).

В соответствующих отделах эти нервные сигналы обрабатываются, уже могут побуждать какое-то поведение (реакции животного), и лишь затем интегрируются – на более высоких «уровнях восприятия» – в некий «объект», представляющий собой специфический комплекс нейронных связей, являющийся, по существу, психической реконструкцией воспринятого.

Этот процесс, впрочем, усложняется еще и тем, что одновременно на соответствующие рецепторы поступает огромная масса различных раздражителей от других объектов внешней среды (а не только от того, который мы в данный момент умозрительно выделили). Так что при формировании соответствующего образа объекта в анализаторах головного мозга происходит их сложнейшая и многоуровневая дифференциация, приводящая к отсеву прочего «шума».