Платит последний - Ольга Некрасова

— Да что ты, Лида, я и не думал. — Парамонов развалился, насколько можно было развалиться на банкетке. — Я, голубица, не хамлю, а выстраиваю наши с тобой новые отношения. Или думаешь, я буду сюсюкать — вернись, я все прощу? Нет, голубица, ты вернешься и так. Деваться тебе некуда: я у вас прописан, отец на моей стороне…

— Очень интересно, — вздохнула Лидия. — А с каких это пор ты зовешь его отцом и давно ли он на твоей стороне?

— Ну, отцом я его для тебя назвал. Для доходчивости. А на моей стороне он так примерно со второго инфаркта, когда его не брали в «кремлевку», а я устроил. Сегодня мы душевно поговорили, и он сказал именно такими словами: «Я, Сережа, полностью на твоей стороне». Пообещал, что тебе не даст ни копейки, пока в себя не придешь. Для твоего же блага.

— Я с ним тоже душевно поговорю, — пообещала Лидия. — Разменяюсь с вами, к чертям, и живите.

— Мы-то проживем, — заявил Парамонов. — Отец поедет на выборы, я в гараже… А ты на свою зарплату не проживешь.

— Привыкну, — мотнула головой Лидия. — Это не твоя печаль. И, ради Бога, не называй его отцом!

Садиться рядом с Парамоновым не хотелось, а стоять было унизительно. Она подхватила чемодан и отошла к подоконнику.

— Это ты сгоряча, — издалека сказал Парамонов. Какие-то старухи, видно, из тех, кто ходят смотреть суды, как «Санта-Барбару», стали прислушиваться, а одна высвободила из-под косынки любопытное ухо. — А как поживешь месяц на своих милицейских харчах, так и запросишься домой. Я приму, я не гордый. Слушай, Лид… — Он сверкнул глазом на старух, встал и подошел к Лидии. — Я ничего особенного не прошу, только положенное по закону время на размышление. Хочешь — поживи одна. Только на самом деле одна, без борца. А через месяц, обещаю, разведемся через загс. Если не передумаешь.

Лидия вдруг поняла, что ушедший отдыхать судья — очередное парамоновское вранье. Суда сегодня не будет. Как уж Парамонов ухитрился — его дело.

— У тебя опять больничный?

— Догадливая, — отметил Парамонов. — За то и люблю. Только не больничный, а просто я сказал секретарям, что ты сегодня не явишься, на работе задержали… Не дергайся, голубица, все ушли — наше дело сегодня было последнее.

— Я думала тринадцать лет, — сказала Лидия, чувствуя, что у нее плаксиво дергаются губы, — и не хочу думать больше ни секунды. Ты женился не на мне, а на отце, на его влиятельности и на его барахле. А я была для тебя вывеской — профессорская дочка в профессорской квартире. Я подавала тапочки твоим гостям, а мои к нам не ходили. Потом ты захотел, чтобы я спала с твоими гостями…

— Я этого не говорил, — торопливо вставил Парамонов.

— Ты дал мне понять!

— Лида, ну куда тебя несет! Вот потому я и хочу, чтобы ты подумала еще месяц. Ты совсем ничего не поняла! — Парамонов доверительно понизил голос. — Ведь ты же знаешь, что у меня в последнее время проблемы. Я ходил к сексологу — ничего утешительного: это возраст, это сидячий образ жизни… Ну я и решил дать тебе определенную свободу.

— Определенную, — возмутилась Лидия, — это «Лида, что-то у нас Евгень Евгеньич заскучал, пойди с ним поболтай»?!

— А чем тебе плох Евгень Евгеньич?!

Парамонов глядел кротко. А вдруг, подумала Лидия, он действительно не понимает, чем плох этот слюнявый Евгень Евгеньич?! А что? Он технарь, Парамонов. Он и в постели технарь: пятьдесят фрикций — фаза плато, еще пятьдесят — оргазм. Сам не может — подыскал сменщика. Чем, в самом деле, не мужик этот Евгень Евгеньич? И член у него здоровенный. Успел притереться через штанину, пока по морде не получил.

— Он плох тем, что его выбрала не я, — на доступном Парамонову языке объяснила Лидия.

— Давай посоветуемся, выберем другого, — тоном папаши у витрины с игрушками предложил Парамонов.

— Ты бредишь. «Давай, Лида, посоветуемся, выберем, с кем ты мне будешь изменять». — Краем глаза Лидия следила за любопытной старухой. Она устроилась на дальнем краю банкетки, где раньше сидел Парамонов, и потихоньку придвигалась. Голова с выставленным из-под косынки вялым ухом чуть пошевеливалась — то ли вообще тряслась, то ли старуха производила точную настройку.

— Я готов на все, чтобы сохранить семью, — заявил Парамонов, и старухино ухо нацелилось на него.

— Не вижу смысла, — отрезала Лидия.

Парамонов сделал оскорбленное лицо и сообщил (а то она не знала):

— В браке, помимо сексуального аспекта, существуют духовный и экономический.

— Отстань, а? — попросила Лидия. — Хотя бы сегодня.

На улице ждал Ивашников, и она еще не решила, хорошо это или плохо. Укатить в иномарке на глазах у Парамонова было бы очень даже хорошо. Но пока будешь садиться, он успеет наговорить гадостей, а уж сколько гадостей выложит потом отцу — лучше не думать. В туалете отсидеться, что ли?

— Езжай, — сказала Лидия. — Мой месяц на раздумье уже пошел, и не маячь. Может, я без тебя соскучусь.

Парамонов обозначил улыбку — шутка оценена — и выдал на прощание:

— Ладно, Евгень Евгеньич не гений чистой красоты, согласен. Хотя он всю кафедру вспахал, и женщины довольны. Но с борцом-то у тебя вон как хорошо получилось, а ведь он тоже…

— Договаривай, — к удовольствию старухи, громко сказала Лидия.

— Ты опять решишь, что я вру. Но вспомни, как вы познакомились. Я загнал машину в гараж и попросил тебя посмотреть, чтобы слесаря ничего не отвинчивали, а только сменили масло. Ты не хотела…

Ну да, подумала Лидия, не хотела. Я ничего в этом не понимаю. А он сказал: «Масло от железки ты отличишь» — и уехал на троллейбусе. И я сидела, добро стерегла, а масло менял Вадим…

— Я как мужчина мужчине объяснил ему, что жена молодая, сам не справляюсь, а терять не хочу, — глухо булькал Парамонов. — А он воспользовался! Ромео из зоны! Тебе известно, что он сидел, потерял московскую квартиру? Живет без регистрации, у Гусейна работает на птичьих правах. Да его любой мент может остановить на улице и отправить в родной Соликамск. Соображаешь, зачем ему жениться на москвичке?!

— Он сбил кого-то на машине. — Лидия хваталась за последнюю соломинку. — С каждым может…

— С каждым, у кого адвокат хороший. Думаешь, он случайно… — Парамонов осекся и неловко закруглил: — Зона никому не идет на пользу. Хуже шкодливого кота! Ты бы видела, как он тебя сдал. Пискнул про серьезные намерения, а я ему: «Чтобы тебя прописать в нашу квартиру, нужно не только Лидино согласие, но еще и мое, и согласие Лидиного отца». И он моментально скис. Моментально!

— Я вас ненавижу. Всех! — выкрикнула Лидия и побежала к выходу, оскальзываясь на линолеуме и неуклюже поддавая себе под коленки чемоданом.

Все есть у куклы Барби. Квартира-машина-заграница-каждый-год. И атлетически сложенный красавец Барбос, подобранный для Барби ее немолодым мужем. Муж подобран отцом. Работу ей подбирали вдвоем: чтобы не в аптеке — там материальная ответственность, чтобы не в фундаментальной науке — глуповата наша Барби, а вот лаборатория МВД годится, МВД — это солидно… И Барби любит эту работу, любит квартиру, любит погонять на парамоновской «девятке» или на папиной «Волге». Папу любит — само собой. Мужа любила до некоторых пор. Единственная ее обязанность — любить. Или хотя бы делать вид. А что и кого любит она сама, никого не волнует.