Исчезнувшая - Гиллиан Флинн

— Пять лет — срок серьезный, — кивнул Джилпин и спросил: — Позвольте, я отгадаю. Конечно же «Хьюстон»?

Он назвал самый классный ресторан в городе. «Вам в самом деле стоит побывать в „Хьюстоне“», — сказала моя мама, едва мы вернулись из Нью-Йорка. Она считала, что это заведение — настоящая карфагенская жемчужина, способная удовлетворить взыскательные вкусы моей жены.

— Конечно «Хьюстон».

Так я солгал полиции в пятый раз. И это было только начало.

5 июля 2008 года.

Страницы дневника.

Меня переполняет любовь! Я опухла от страсти! Я раздулась от преданности! Я счастлива, я шмель брачного энтузиазма. Я непрестанно жужжу вокруг своего мужчины, заботясь и суетясь. Я получила удивительный статус. Я стала женой. Я обнаружила, что веду безмозглые разговоры — неестественные и бесполезные, но только так я могу произнести его имя вслух. Я стала женой, я стала занудой, я рассталась с кредитной карточкой Молодой Независимой Феминистки. А мне плевать! Я веду его чековую книжку, я расчесываю ему волосы. Я стала такой старомодной, что, наверное, скоро начну использовать слово «бумажник», выходить из дому в твидовом пальто, мазать губы красной помадой и посещать салон красоты. Но меня это не волнует. Кажется, все имеет значение, любое событие может обернуться забавной историей, рассказанной за обедом. «Дорогой, я сегодня насмерть задавила бомжа, ха-ха-ха! Вот потеха!»

Ник похож на крепкую выпивку — он любому событию дает правильный взгляд. Не другую точку зрения, а именно правильный взгляд. С Ником я поняла: на самом деле не имеет значения, что счет за электричество будет оплачен на несколько дней позже, а мой последний опросник получился не ахти. (Он называется «Каким бы деревом вы хотели стать?» Я не шучу. Что до меня, то я — яблоня. Но это не имеет значения.) Не имеет значения то, что новая книга об Удивительной Эми провалилась с треском: рецензии злобные, а продажи после вялого старта и вовсе скисли. И не имеет значения, в какой цвет я покрасила стены комнаты, и чем занимаюсь на последней работе, и сколько часов провожу в дороге, и перерабатывается ли мусор, который мы сдаем в переработку. (Нью-Йорк, а ну как на духу: перерабатывается?) Все это не важно, потому что я нашла свою половинку. Это Ник, вальяжный и флегматичный, смышленый, остроумный и не приученный усложнять. Счастливый и незатасканный. Милый. С большим членом.

Все, что мне не нравилось в себе, отодвинулось в дальний уголок подсознания. Возможно, больше всего я люблю в нем то, как он меня создает.

Не пробуждает мои чувства, а именно создает. Я счастлива. Я игрива. Я игрушка. Я чувствую себя счастливой и полностью удовлетворенной. Я жена! Мне непривычно произносить эти слова. (Нет, серьезно, насчет переработки отходов, Нью-Йорк, ты хоть подмигни.)

Мы совершаем всяческие глупости. Например, на прошлых выходных отправились в штат Делавэр, поскольку ни я, ни он ни разу не занимались сексом в Делавэре. Позвольте мне описать эту сцену, чтобы сохранить ее для потомков. Мы пересекаем границу штата, на знаке надпись: «Добро пожаловать в Делавэр!», и еще: «Маленькое чудо», и еще: «Первый штат», и наконец: «Беспошлинная продажа товаров».

В Делавэре живет много богатых людей.

Я указываю Нику на первую попавшуюся грунтовку, мы трясемся пять минут, пока не оказываемся в окружении сосен. Он откидывает спинку водительского кресла. Я задираю юбку. Белье я не надела. Вижу, как его рот приоткрывается, а лицо расслабляется, взгляд твердеет, — так бывает всегда, когда он готов. Я забираюсь сверху, спиной к Нику, упираясь в ветровое стекло. Руль прижимается ко мне, и, когда мы начинаем двигаться, клаксон вторит, попискивая в такт. Мои ладони скрипят по стеклу. Мы с Ником можем заниматься этим где угодно — ни он, ни я не боимся случайных свидетелей. Наоборот, мы скорее гордимся собой. Потом едем обратно. Я закинула босые ноги на приборную панель и грызу копченую говядину.

Мы любим свой дом. Дом, который построила «Удивительная Эми». В смысле, этот домик из бурого песчаника купили для нас мои родители за гонорары. Он стоит на бруклинских ржавых песках, рядом с набережной, широкими окнами глядя прямо на Манхэттен. Его купили мои родители. Это оригинально, это вызывает легкое чувство вины, но не слишком. Я всегда боролась с образом испорченной богатой девочки и старалась многое делать сама.

Мы сами выкрасили стены внутри, потратив два выходных, — «весенняя зелень», «светлая желтизна» и «синий бархат». Получившиеся цвета не отвечают замыслу, но мы притворяемся, что нам нравится. Мы наполняем дом безделушками с барахолок, скупаем пластинки для проигрывателя. Вчера вечером сидели на старом персидском ковре, пили вино и крутили виниловые диски, а небо потемнело, и Манхэттен зажег огни. Тогда Ник сказал: «Так я себе всегда это представлял. Вот именно так я себе все и представлял».

По выходным мы болтаем под четырьмя слоями ткани; желтое, как солнце, стеганое одеяло греет нам лицо. Даже половицы радуют. Две старые доски звонко окликают нас, когда мы идем к дверям. Мне нравится это. Мне нравится, что это наше, что у нас есть целая история покупки старинного торшера или корявой глиняной кружки, которая стоит рядом с кофейником, но в ней никогда ничего не лежало, кроме старой канцелярской скрепки. Я трачу целые дни, чтобы придумать для Ника маленькие радости. Например, покупаю мятное мыло, которое ляжет на его ладонь, как теплый камешек, или готовлю для него форель, как напоминание о том времени, когда он работал на пароходе. Я знаю, что выгляжу смешно. Но мне это нравится, хотя я и помыслить не могла, что стану смешной в угоду мужчине.

Это радость. Я даже восхищаюсь его носками, которые он умудряется оставлять в совершенно невероятных местах, как будто их растаскивает по дому щенок.

Сегодня наша первая годовщина, и меня переполняет любовь. Хотя окружающие продолжают убеждать нас, что первый год семейной жизни очень и очень труден, как будто мы наивные дети, решившие пойти на войну. Вовсе даже не труден. Мы предназначены друг для друга. Сегодня наша первая годовщина, и Ник уйдет с работы сразу после обеда — его ждет подготовленная мной охота за сокровищами. Все ключи касаются нас двоих, наших совместных прошлогодних похождений.

Когда замерзнет милый муженек,

Дадим ему вкуснятины глоток.

Ответ: суп том-ям, «Тайтаун», Президент-стрит. Шеф будет ждать нас там с дегустационной тарелкой и следующей загадкой.

А еще «Макманнз» в Чайна-тауне и статуя Алисы в Центральном парке. Грандиозное путешествие по Нью-Йорку. А завершим мы его на Фулстон-стрит, купим на рыбном рынке парочку шикарных омаров. В такси я буду держать контейнер с ними на коленях, пока Ник нервно ерзает рядом. Мы вернемся домой, и я сварю их в новой кастрюле на нашей старой плите, приложив все навыки девочки, которая проводила каждое лето на Кейп-Коде, а Ник будет хихикать и притворяться, что боится морских раков, прячась за кухонной дверью.

Я предложила заказать гамбургеры. Ник хотел выбраться во что-нибудь пятизвездочное, с множеством блюд и чопорными официантами. Так что омары — прекрасный компромисс. А компромисс — это, как нам твердят (твердят и твердят), прежде всего умение уступать друг другу. И это главное в браке.