Светлым по темной - Ксения Чайкова

— Нена, слезь с меня! Раздавиш-ш-ш-шь… — прохрипела я, пытаясь вывернуться.

Валерисэн просвистала нечто вопросительное, но, уловив исходящее от меня неудовольствие, послушно отошла в сторону и услужливо подставила шею, предлагая опереться на нее и встать на ноги.

Откуда у простой, можно даже сказать нищей школярки такое дорогое животное — история отдельная. Во всем виновато мое любопытство и чье-то неосторожное обращение с товаром торговца редкими тварями. Два года назад я без особой цели шаталась по рыночной площади и, увидав пеструю палатку упомянутого торговца, не удержалась, сунулась посмотреть. Вдоволь налюбовавшись на единорогов, химер, таринн и крохотного грифона, я случайно натолкнулась на самого хозяина, который, ничуть не стесняясь присутствовавших среди покупателей дам, громко и очень образно распекал помощника, ухитрившегося уронить яйцо валерисэн. Оно не разбилось, но слегка треснуло, и торговец, встряхивая за шиворот косорукого работника, возводил очи к потолку и риторически вопрошал у богов, как они допустили на землю такого идиота, который даже не знал бы, где искать свою голову, если бы она у него отвалилась, и что теперь делать с испорченным товаром?! «Отдать мне», — полушутя-полусерьезно подсказала я, проталкиваясь поближе. Хозяин, распознав ученицу Темной Школы магических искусств, не решился ругаться и на нее, но резонно поинтересовался: «Что ж в этом мире начнется, если все торговцы будут свой товар без денег раздавать? Этак, чего доброго, весь миропорядок поколеблется, боги разгневаются на подобное нарушение устоев и нашлют землетрясения, наводнения, засухи, саранчу и чуму с оспой в придачу, дабы покарать неразумных человечишек, вмешивающихся в основы всех мировых законов». Я, согласившись со справедливостью первого довода и не желая становиться причиной вселенской катастрофы и гибели всего рода людского и прочих разумных существ, все-таки забрала треснутое яйцо, отдав за него почти всю полученную накануне стипендию.

Сколько ночей не спала и сил растратила, выхаживая яйцо, согревая его своей шубой и собственным теплом, подклеивая трещину заклинаниями и таская с собой даже на занятия, — ни в сказке сказать, ни пером описать. Зато через полтора месяца была вознаграждена за свои усилия — в одну прекрасную ночь яйцо развалилось окончательно, и из него выбралась очаровательная валерисэн размером с небольшую кошку. Я в умилении наблюдала за рептилией, которая, отряхнувшись, и кое-как поднявшись, прошествовала на разъезжающихся ногах к моим рукам, лежащим на краю стола, и цапнула за палец. Я, неожидая от своей подопечной такой подлости, кубарем скатилась с табуретки и неслабо приложилась копчиком об пол. Крохотная же тварюшка, остановившись на краю столешницы и, благодаря своему положению, глядя на меня свысока, сочувственно просвистела что-то жалобное и спрыгнула мне на живот. Те слова, которые я выдала после этого ее необдуманного поступка, на роль имени для моего нового питомца никак не подходили, поэтому я в сердцах нарекла ее Ненавистью, решив, что при подобном характере такое имечко будет самое оно.

Конечно, я ошиблась. Ненависть оказалась очаровательным, очень милым и обожающим свою хозяйку созданием, поэтому ее кличку я модифицировала в Нену, Неночку. Но окружающие придерживались стойкого мнения, что полное имя моей питомице подходит намного больше сокращенного — Нена не терпела фамильярностей и не упускала случая цапнуть обидчика за пальцы. Впрочем, за два года она выросла так, что оскорбивший ее или меня укушенными пальцами уже не отделывался, а был вынужден бежать к искуснику-целителю отращивать руки-ноги. А я, между прочим, честно предупреждала всех, что моя рептилия кусается!

Валерисэн — очень красивые создания. Они немного похожи на огромных ящериц, вставших на задние лапы и отрастивших длинные клыки. Моя Ненависть — угольно-черная, но встречаются все расцветки чешуи, начиная с альбиносно-белого и заканчивая золотисто-коричневым. Только на ее правом боку змеится длинный желтоватый шрам, оставшийся от трещины в яйце. Глаза у Ненависти очень эффектные, сине-фиолетовые, лучистые и шаловливые, с тонкими, словно острым кинжалом прорезанными, вертикальными щелочками бездонных зрачков, а длинные снежно-белые клыки в два ряда способны впечатлить даже вурдалака. Узкая змеиная голова, трепещущая подвижными наростами над ноздрями, крепится к длинной гибкой шее, которая, в свою очередь, продолжается вытянутым изящным телом размером примерно с упитанную корову. Передние лапы короткие, когтистые, приспособленные дли разрывания добычи на части, в хождении и беге не участвующие, а задние — мускулистые и мощные, несущие на себе немалую массу всего тела. В общем, моя ездовая зверушка — вполне обычное для Темной Империи создание, и никакого ажиотажа на лицах не вызывает.

Ненависть продолжала бомбардировать меня отголосками своих положительных эмоций, я морщилась от боли, коей отзывался каждый ее мысленный посыл в голове, но послушно кивала, поглаживая тыкающуюся под руки, восхищенно посапывающую голову. Длинный хвост мел по полу с такой скоростью и силой, что чуть не сбивал меня с ног. Ненависть взвизгивала восторженно, но слегка обиженно и негодующе. Конечно, я виновата — поглощенная подготовкой к экзаменам, почти неделю не навещала мою зверушку, предоставив ее чистку и кормление конюху, которого она, если честно, не слишком-то жаловала.

— Ну прости, прости, красавица, — ласково попросила я. — Что поделаешь, такова наша школярская доля…

Нена вздыхала так сочувствующе, будто и впрямь на своей собственной шкуре ощущала все прелести школьной жизни. Я притащила к ее деннику пук соломы, свалилась на него спиной и протянула к Ненависти руки. Валерисэн, поняв, что хозяйка к ней подлизывается и решила поиграть в ее любимую игру, засвистала с еще большим энтузиазмом, наклонила голову и поддела меня носом. Я страдальчески захохотала — ужасно боюсь щекотки. Нена, воодушевленная моей реакцией, удвоила усилия и принялась перекатывать свою хозяйку по соломе, как баба — скалку по столу.

— Ну хватит, хватит, — наконец застонала я, решив, что уже полностью искупила свою вину. — Как тебя тут кормили, моя хорошая?

Вновь взрыв дикой головной боли, звон в ушах и свистопляска красных пятен перед глазами. Но, увы, иного способа передачи информации и общения с хозяевами валерисэн еще не придумали, а мне нужно было знать, не обижали ли Нену в мое отсутствие. Впрочем, обгрызенных трупов и обглоданных костяков по углам не видать, значит, обошлось без серьезных оскорблений. Через волны боли, захлестывающие мою несчастную голову, наконец прорвались четкие и ясные образы: работник конюшни, опасаясь близко подходить к моей зверушке, на вилах подает ей внушительные куски мяса. Потом Ненависть передала запах и даже вкус своего обеда — нормальный, вполне свежий и приятный. Моя вторая ипостась мечтательно облизнулась и даже слегка позавидовала валерисэн; забывшись, я хищно сверкнула глазами и клацнула на мгновение удлинившимися клыками. Нена изумленно покосилась на меня и даже слегка попятилась — мол, совсем сдурела, хозяйка, уж не меня ли сгрызть прицеливаешься?! Я опомнилась и поспешно притушила дикие огоньки в глазах. Нельзя уж настолько распускаться, а то эдак и до людоедства недолго докатиться…

На следующий день я, нервничая и поминутно щелкая невольно удлиняющимися клыками (в состоянии сильного душевного напряжения очень тяжело сохранять приличный вид), стояла под дверями кабинета Мастера в толпе «бесплатников», сдававших вчера экзамены на ристалище. Глава Школы по одному вызывал выпускников к себе в кабинет, объявлял место будущей работы или имя человека, купившего себе без пяти минут искусника, и отправлял готовиться к выпускному балу, который должен был состояться вечером. К тому моменту, как из кабинета выскочил сияющий, как начищенный медяк, Рэммэр и провозгласил: «Дивена — следующая!», я уже едва ли не падала в обморок от волнения. Сердце тут же рванулось вверх и застряло в горле, закупорив его плотным комом. Тройдэн, стоявший рядом со мной ради моральной поддержки, которая выражалась в поминутных вздохах и увещеваниях: «Все будет хорошо!», подтолкнул меня в сторону тяжелых резных дверей из мореного дуба и начертал в воздухе знак Аййяти — на удачу.