Лесная ведунья 3 - Елена Звездная

— Вижжжу! — прошипел аспид.

Да ко мне быстро направился. Так направился, что я отступила с перепугу, и чуть клюку не призвала. Аспид зло усмехнулся, подошел, за руку раненную схватил и вопросил лютым голосом:

— Боишься, ведунья?

В глаза вгляделся и продолжил:

— Побледнела даже, ну надо же. Навкару ты не боишься, ты у нас смелая, из тех что «сама сдохну и врагов с собой заберу», а меня, значит, боишься?

— Ну ты же не враг, — сболтнула со страху.

Он усмехнулся, головой покачал неодобрительно, ладонь над моим запястьем простер и начал затягиваться порез кровоточащий.

— Ну, коли не враг, сберегу тебе бинты, — сказал аспид язвительно, — стирать не придется.

— Это точно, — согласилась, следя за тем, как исчезает и рана, и даже потеки крови.

Я наблюдала за исцелением, и только сейчас чувствовать начала боль в груди холодную, словно чернильное пятно растекающуюся, и с каждым вздохом усиливающуюся. И не понравилось мне это, совсем не понравилось, так не понравилось, что заволновалась я, и было же от чего волноваться — происходило что-то, чего я вообще не ведала. Зато мне было известно, кто ведает.

— Аааспид, аспидушка, — проговорила голосом слабеющим, — мне маг нужен.

— Мм? — вопросил господин Аедан, пристально следя за запястьем моим и тем, как шрам ровной чистой кожей обращается.

— Агнехран, — выдохнула я.

Аспид вздрогнул и на меня посмотрел. Так словно я его имя назвала, или имя, что знал хорошо, очень хорошо, будто связан был с его носителем.

— Агне… архимаг нужен? — вопросил, сбившись в начале вопроса.

Нужен, ох как нужен. Так нужен, что сама бы к нему обратилась, но боль в груди все росла и росла, чернотой изнутри наполняя, и чувство такое, что не доберусь я до избушки своей, да и нельзя сейчас, нельзя мне отсюда ни на шаг уходить в эту ночь, иначе все сотворенное будет потеряно. Вот только с каждым вздохом чувство такое, что себя я уже теряю.

— Боль в груди, — прошептала, слабея, и понимая, что мага звать поздно, да и ответит ли на зов мой сразу же еще неизвестно, — лешего зови… и… — перед глазами темнеть начало, — и не буди. Не смей будить, нельзя сейчас.

На траву я не рухнула — аспид удержал тело мое, а вот разум удержать уже не смог, да и никто бы не смог. Тенью незримою шагнула я к клюке своей второй, с земли подняла, да и не чувствуя ни боли, ни холода шагнула с поляны прочь, лишь на выходе обернувшись да и… чуть прямо там не осталась! Целовал тело мое белое аспид! Как есть целовал. Платье сдернул, чуть что не до груди самой, и целовал выцеловывал, да так, что все русалы всей армией оторопели, а Водя змеем водным к аспиду ринулся, и получил разъяренное:

— Лешего зови, сам не смогу. Сейчас! Живо!

И водяной послушался, в воду скользнул да исчез, а я… я… стыдно мне стало. Это аспид бессовестный да бесстыдный, а у меня то и совесть и гордость в наличии. Вернулась я, вплотную к аспиду подошла, посмотрела выразительно.

Нет, взгляд он мой не увидел, конечно, но клюкой вставшей рядом с ним впечатлился, взгляд на меня, незримую, перевел, и вопросил голосом дрогнувшим:

— Вввеся?

Наклонилась к нему близехонько, да у самого уха выдохнула:

«Ирод, платье на место верни и учти — коли грудь мою тронешь похабно, али еще что — клюкой промеж глаз своих бесстыдных и схлопочешь!»

Улыбнулся аспид, с облегчением улыбнулся, да с радостью нескрываемой и произнес:

— Веся, ты значит, а я чувствую, что уходишь, думал навеки…

«Нет, что ты, поутру вернусь, а пока дел много, — забавно было с ним так разговаривать, я возле лица его близехонько, вот-вот и носом к его носу прикоснусь, а он меня ни тронуть ни увидеть не может. — Водю за лешинькой послал это правильно, странную боль испытала, раньше с таким не сталкивалась, тревожно мне стало. А как леший проверит, возвращайся с ним в лес мой Заповедный, вы моя подмога, коли пойдет что не так».

Закрыл глаза аспид, вздохнул тяжело, словно нервы свои успокаивал, да и распахнув очи от ярости суженные спросил разгневанно:

— А то, что сейчас произошло, это все «пошло так»?!

Плечами пожала, не сразу вспомнила, что не видит он меня, да и ответила:

«Более-менее. Навкара, конечно, неприятным сюрпризом стала, но справились же, так что хорошо все, а тебе благодарность особая».

Посмотрел на меня аспид, посмотрел… да и вдруг рука его наглая и бесстыжая под ткань платья свадебного скользнула да и сжала то, чего трогать не должна была бы. Меня оторопь взяла и от этого, и от того, что призрачной сутью своей я прикосновение это почувствовала!

«Убью!» — прошипела я, клюку крепче сжимая.

— Ха, — произнес аспид, и тут же вопрос задал: — Значит, сама ты лешего позвать не можешь.

«Не могу, конечно! — я в глаза бесстыжие смотрю, то на руку его еще более бесстыжую, то снова в глаза. — Он леший Заповедного леса, я в данный момент ведунья Гиблого яра — связь между нами разорвана. И не лапай меня сказала!»

Аспид улыбнулся. Широко улыбнулся, нагло, опосля наклонился да и губами к губами моим прижался… Я чуть клюку не обронила, подхватила в последний миг, чувствуя… поцелуй ее чувствуя всем телом. Не только губами, но и душой, сердцем, теплом. Чувствую, а не должна ведь!

— Убью! — прозвучал на полянке голос родной да знакомый, голос друга верного, да защитника истинного.

— Мда, рано позвал, — вздохнул аспид и целовать меня перестал.

Леший тяжело к нему подошел, меня с рук бессовестных забрал, на траву бережно уложил, да и отступить собирался, как и следовало, только тут вдруг аспид вмешался:

— Подними ее!

— Нельзя, — огрызнулся лешенька, — она ведунья, она с землей леса этого, с почвой контакт иметь должна.

— Контакт? — тоном нехорошим переспросил аспид.- На ней платье порванное, ты почитай обнаженной кожей ее на землю сырую уложить хочешь?

Усмехнулся леший, да и предложил:

— А ты подлатай, коли прыткий такой.

Это лешенька сурово так подшутил — мое платье свадебное подлатать только я могла. И постирать тоже. Опосля ночи страшной, когда печать с Агнехрана-охранябушки сняла, его русалки отстирали да зашили, но продержалось все недолго — мое платье воспринимало только мое воздействие, мою магию, таким уж создала его, удара в спину завсегда ожидая.

Но аспид не купился и латать ничего не стал, молча рубашку с себя стянул, молча на земле растянул, меня взял да и переложил, а после, под взглядом мрачным лешего моего, руку мою левую с рубашки переложил на траву.

— Вот тебе и контакт с почвой леса, — произнес, поднимаясь.

Никак леший не прокомментировал, ни слова аспиду не сказал, напрямую ко мне обратился: