Когда догорает закат - Дана Хадсон

От жестокого оскорбления она содрогнулась, как от безжалостного удара, и тихо сползла с кровати. Быстро пройдя в соседнюю комнату, натянула на себя одежду и отправилась к двери, понуря голову и не глядя на Ника. Он молча шел следом, лихорадочно вспоминая, есть ли у него в кошельке наличные. Не будешь же давать ей пластиковую карту и говорить «сними деньги и верни мне карточку!».

От ерунды, вертевшейся в голове, из его горла вырвался истерический смешок. Ник не понимал, почему ему так больно, ведь он явно был победителем — и воспользовался этой девицей, и посмеялся над их дурацкими замыслами. Может быть, это оттого, что между ними все могло бы быть по-другому, будь Джоанна нормальным, порядочным человеком?

Она обернулась на звук и скованно проговорила:

— Ты все неправильно понял. Я вовсе не торгую собой, чтобы что-то выгадать. Я не знала, кто ты. Я действительно думала, что ты — Дэниел Николс…

— Если ты и впрямь так думала, то почему ни разу — ни разу! — не обратилась ко мне по имени? И не надо делать из меня дурака, пытаясь навесить лапшу на уши, у тебя все равно ничего не получится!

Она окончательно сникла и, бросив на него страдальческий взгляд, протянула руку к двери. Он высокомерно предложил:

— Подожди, я сейчас вызову тебе такси.

Джоанна склонила голову, занавешиваясь от него длинными темными волосами, и ничего не ответила.

Ник снял трубку и велел консьержу посмотреть, не стоит ли на углу свободное такси. Услышав утвердительный ответ, распорядился, чтобы даму, вышедшую сейчас из подъезда, проводили до машины, и издевательски широко распахнул перед Джоанной двери.

Непонятно почему, но ее упорное молчание задевало его, внушая мысль о собственной неправоте, и, стараясь избавиться от этого противного ощущения, он выпустил на прощание последнюю ядовитую стрелу:

— При нашей следующей встрече я обязательно отдам тебе честно заработанные тобою полсотни!

Она болезненно вздрогнула и молча побежала вниз, бесшумно прыгая сразу через несколько ступенек, стремясь поскорее избавиться от его злобного присутствия.

Чувствуя невыносимую боль в груди, Ник ожесточенно посмотрел ей вслед и вернулся в комнату, так недавно бывшую приютом страсти. Желая уничтожить все следы пребывания здесь Джоанны, сорвал с постели белье, хранившее ее запах, и швырнул его в корзину для грязного белья. Потом отправился в ванную и долго плескался под душем, смывая с себя ее прикосновения и последствия собственного пыла.

Ложиться в спальне не хотелось, там в воздухе еще витали ароматы постельной любви, будоража неуспокоившуюся кровь, и он лег на кушетку в гостиной, не очень удобную, но зато безопасную.

Потолок над ним медленно кружился, и Ник, остывая, начал сожалеть о своих злых словах. Он не мог сказать чтобы они были несправедливыми, но что они были слишком жестокими — это однозначно. В темноте перед ним как живое стояло ее лицо со страдальческим выражением глаз, и ему все больше и больше становилось не по себе.

Не выдержав, Ник встал и пошел на кухню. Приготовив черный кофе по-турецки, присел за стол и, маленькими глотками потягивая напиток, призадумался.

Зря он так вспылил. Но переход от счастья, даже блаженства, в котором он находился, к жестокой действительности оказался для него непосильным. Надо было, наверное, еще с ней поиграть — выслушать ее просьбу, даже согласиться для виду, но сделать все по-своему. Тогда он мог бы провести с ней целое воскресенье, и даже ночь на понедельник. Пусть это было бы и не совсем порядочно, но разве он не имеет права адекватно ответить этой парочке, разрушив их постыдный замысел?

Но он не сдержался — вернее, просто физически не смог подавить в себе боль и гнев, завладевшие им в то мгновение, когда он понял, что сейчас произойдет. Что ж, он ни о чем не жалеет. Жалеть надо этой беспринципной Джоанне, если это ее настоящее имя, конечно. Пусть впредь сто раз подумает, прежде чем использовать свой недюжинный артистический талант и женскую привлекательность. Как известно, и на старуху бывает проруха…

Ник разложил по полочкам и свое, и ее поведение, сто раз нашел оправдания себе и даже пару раз ей, когда, случайно повернув голову к окну, увидел посветлевшее небо. Ночь прошла, а он и не заметил.

Перед последним совещанием Дэниел Николас Тайлер, как обычно, был спокоен и подтянут, или по крайней мере казался таковым. Его немного подводили темные тени под глазами, вызывающие у адвокатов понимающие усмешки. Казалось, они вслух говорили: что ж, дело молодое… Его оппонент, если можно было так назвать Джулиуса Бэрда, наоборот, был бледен, чем-то изрядно расстроен и, что для него было действительно крайне необычно, несколько помят.

Глядя на него, Ник прекрасно понимал его состояние — ведь тот считал, что все на мази, что он вот-вот с помощью своей любовницы отхватит приличный куш, а тут такой облом. Но что-то мешало Нику почувствовать себя победителем. Наоборот, на душе было так противно, будто он сам был повинен в чем-то очень неприятном.

Пытаясь взбодриться, Ник надменно улыбнулся бледному Бэрду и спросил:

— Ну что, у вас будут еще предложения?

Тот уныло передернул плечами, признавая свое поражение, и Ник повернулся к ожидающим их решения адвокатам.

— Я думаю, можно приступить к процедуре подписания.

Те достали заранее подготовленные листы договора, и стороны по очереди принялись скреплять своими подписями каждую страницу, передавая их Тайлеру. Дойдя до последней, где была проставлена сумма, Ник немного помедлил и вдруг, неожиданно не только для своих адвокатов, но и для себя, жирной чертой зачеркнул ее и указал сверху на два миллиона больше.

Все зашумели, не понимая, что произошло, но он спокойно произнес:

— Ничего страшного, я решил, что завод вполне стоит этих денег.

Джулиус с благодарностью посмотрел на него и еле вымолвил неслушающимися губами:

— Спасибо!

Адвокаты Бэрда тоже принялись его благодарить, почему-то особо напирая на его благородство, тогда как адвокаты Тайлера угрюмо молчали, воспринимая его уступку как личное поражение.

Старший из них, Ли Брэдли, пожал плечами и холодно предупредил непредсказуемого клиента:

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Тайлер. Ник и сам не понимал толком, для чего это сделал, но вида не показывал. Что сделано, то сделано Пара миллионов для него и в самом деле незначительная сумма. Скрепили завершившуюся сделку рукопожатиями и открыли бутылку шампанского. Джулиус был все так же уныл и растерян, казалось, что его не особо обрадовала столь желанная для него сумма. Немного отойдя с ним в сторону, Ник отсалютовал ему полным бокалом и иронично спросил:

— Что ж, надеюсь, вы понимаете, что заработали эту пару миллионов лишь благодаря самоотверженности Джоанны?

Тот тупо посмотрел на него, ничего не понимая.