Пленник моря. Встречи с Айвазовским - Николай Кузьмин

Все обыватели Феодосии, этой «страны Айвазовского», очень любили Айвазовского, который, по меткому выражению одного фельетониста, прямо царил здесь, как ветхозаветный правитель. Он любил водить приезжих гостей по набережной, базарной площади, по рынку и по улицам. Строил планы будущих улучшений, построек, увлекая в обсуждение этого предмета людей чуждых и обладая удивительной способностью заинтересовывать городом приезжих и случайных его посетителей. Феодосия – это создание Айвазовского, и нельзя не заметить, что не будь Айвазовского, не было бы теперь в Феодосии ни гимназий, ни портовых сооружений, ни железной дороги, ни водопровода, ни музея, ни памятника, а вместо современного оживленного города ютилась бы у старой генуэзской башни сонная слободка, заброшенные руины прежнего маленького и убогого городишки. В постоянных хлопотах у правительства он принимал близко к сердцу все мельчайшие нужды его и интересы.

Интересно отношение его и к «своим».

В своих авторитетных советах, в указаниях Айвазовский никогда никому из молодых художников не отказывал. Казалось, он весь горел желанием помочь им и своим примером показать, «как надо работать». В его мастерской находили радушный прием и молодые художники, и многочисленные любители, приходившие к нему «учиться рисовать», и он, ко всем одинаково простой, добродушный и ласковый, готов был им служить. Двери его студии открыты были во всякое время.

Многочисленные художники осаждали его галерею и украшали своими произведениями витрины магазинов Феодосии, Ялты, Симферополя и других мест Крыма. Его ученики уносили от него необычайный прилив бодрости и стремления к тому, чтобы любить природу и относиться с уважением к искусству, старательно изучая законы природы. Талантливейшие из них развились под его непосредственным наблюдением, и благодаря его прекрасным советам, до него неизвестным художникам, скоро они стали так рисовать и писать холсты, как могла их научить только одна природа. У него наши пейзажисты учились воспринимать впечатления, видеть и слышать; в ней же они находили много чудесных сочетаний света, невидимых форм и ярких колоритных цветов. Проникновение природой и настроением, при их таланте и упорных трудах, дало им скоро уверенность и смелость рисунка при удачном выборе тем, скоро доставивших громкие имена большинству этих лиц, таких как профессор А. П. Боголюбов, профессор Л. Ф. Лагорио и академик Куинджи, явившихся у нас такими же, как и их учитель, истинными пейзажистами, поэтами природы.

Дом И. К. Айвазовского в Феодосии

«Талантом, точно так же, как и умом, поделиться нельзя, но можно делиться знанием и умением», – говорил Айвазовский, а мастерская Ивана Константиновича никогда не была недоступной как для молодых художников, так и для любителей живописи. Путем копирования его картин развили свои таланты и выработали живописную технику знаменитые теперь Л. Ф. Лагорио, Куинджи, М. Алисов и отчасти покойный А. П. Боголюбов и другие ученики. Лагорио ознакомился с картинами Ивана Константиновича в бытность его в Крыму, в 1839 году. Отец Лагорио, заметив в своем пятнадцатилетнем сыне страсть к живописи, просил Айвазовского содействовать развитию оного дарования. Иван Константинович с полной готовностью ввел молодого Лагорио в свою мастерскую, где тот занялся копированием картин Айвазовского. Уезжая в Петербург в 1840 году для отбытия в чужие края, Иван Константинович взял с собой несколько рисунков Лагорио, представил их своему учителю, профессору Зауервейду, прося оказать юному художнику свое покровительство, и затем уехал в Италию. Через несколько месяцев г. Крамер, хороший знакомый Айвазовского, при содействии покойного герцога Максимиллиана Лейхтенбергского, вызвав Лагорио в Петербург, определит его в Академию художеств пенсионером Кабинета Его Императорского Величества. В академии Л. Ф. Лагорио обнаружил талант самостоятельный и через пять-шесть лет пользовался уже значительною известностью.

Замечательно, что о даровании Куинджи сообщил Айвазовскому, как он нам рассказывал, мариупольский негоциант Аморетти, когда этому даровитому художнику было лет четырнадцать. Иван Константинович, уступая просьбам Аморетти, согласился взять Куинджи к себе в мастерскую, для наглядного ознакомления с основными правилами живописи. Живя в имении Айвазовского Шах-Мамай, Куинджи копировал его картины под руководством Фестлера, работавшего в студии Айвазовского. По просьбе Ивана Константиновича, Куинджи пробыл четыре месяца в его мастерской, уехал в Мариуполь, оттуда в Петербург, где и поступил в академию. Кроме упомянутых трех художников, картины Ивана Константиновича копировали еще много более или менее даровитых любителей живописи, но учеников, в полном смысле этого слова, у него не бывало. По отзывам художника ко мне в письмах, юг России и Крым изобилуют самородными талантами по всем отраслями искусства, школа живописи в Одессе могла бы служить богатым рассадником отечественных дарований; и если бы эта мысль Айвазовского осуществилась тридцать лет тому назад, то ныне радовались бы благотворным наследством подобного рода учреждений.

В последний приезд мой в Ялту мне самому довелось во время одной из моих верховых поездок в Алупку случайно зайти в одну татарскую саклю, где жил старик-сапожник с 12-летним внуком. Стены сакли были сплошь покрыты рисунками карандашом и простыми красками – преимущественно морскими видами и снимками с кораблей, а также довольно недурно срисованными видами деревни Алупки, парка и Львиной террасы дворца. Из разговора со стариком я узнал, что эти рисунки – работы его мальчика-внука. Мальчик оказался очень смышленым и талантливым татарчонком, и я обещал рассказать о нем Айвазовскому. Иван Константинович был так добр, что, увидя его рисунки карандашом (несколько из них сохранились у меня и теперь), обещал с полной готовностью помочь ему, если он окажется способным. Через некоторое время, приехав в Алупку, я зашел в саклю утолить жажду и застал в ней и мальчика, и деда его в восторге от присланного Айвазовским подарка: ящика с красками и целой стопки роскошной бумаги…

Встречи с И. К. Айвазовским. Посещение его в Вербное воскресенье 1800 г. Сеанс портретиста И. К. по приезде из Зимнего дворца. Рассказ Айвазовского о своих портретах. Кипренский и его портрет Пушкина. Портрет И. К., написанный им самим (1898 г.). Анекдот о турецких орденах и армянской резне. Ландыши. Женщины из Нью-Йорка с камелиями и успехи в Италии. 8000 р. на памятник герою Котляревскому. Запрестольный образ и постройка храма. Письмо к Булгакову. Встреча с Францем Листом. Несчастье с композитором.

Я часто видел Ивана Константиновича Айвазовского во время последнего приезда его в Петербург, встречая его на выставках и много раз навещая его, подолгу беседуя с ним о вопросах искусства и расспрашивая его о пришлой жизни, в блестящие воспоминания о которой, как все старики, он часто любил погружаться. Теперь эти встречи и посещения слились бы в моем воспоминании в одно, если бы не запись, которую я имею обыкновение вести обо всех встречах и более или менее знаменательных разговорах.