Странники войны. Воспоминания детей писателей. 1941-1944 - Наталья Громова

О могиле же Цветаевой разговор шел всю войну и после. Уже в 1948 году Пастернак писал В. Авдееву о том, что необходимо продолжить поиски. «Дочь Цветаевой запросила письмом Ник. Ник. Асеева, известно ли место, где погребена Марина Ивановна в Елабуге. В свое время я спрашивал об этом Лозинского, жившего в Елабуге, и он мне ничего не мог по этому поводу сказать. Может быть, исходя из Вашего территориального соседства с Елабугой, <может> быть, у Вас там есть знакомые и Вы что-нибудь знаете по этому поводу.

Если бы мне десять лет тому назад (она была еще в Париже, я был противником этого переезда) сказали, что она так кончит и я так буду справляться о месте, где ее похоронили, и это никому не будет известно, я почел бы всё это обидным и немыслимым бредом. И так всё в жизни».

Эхо гибели Цветаевой

Наталья Соколова в письме Белкиной вспоминала, что в дни, когда Мур хоронил (!?) мать, в Елабуге оказался критик Юрий Оснос, в то время муж Жанны Гаузнер. Они встретились на пристани. Мур писал, что Оснос помог ему таскать вещи, покупать билеты в Чистополь. Ехали они вместе. «Хорошо, что я с ним поехал. Пароход “Москва” был битком набит <…> эвакуированными, мобилизованными, всё это воняло и кричало, и сесть туда не пришлось – не пускали. <…> Приехав в Чистополь, я позавтракал у Осноса и пошел к Асеевым». Наталья Соколова вспоминает то же самое: «Оснос, вернувшись из поездки, привез растерянного Мура на нашу квартиру, помог ему дотащить вещи – знаменитый чемодан с рукописями матери и весь остальной скарб».

Наталья Соколова с сыном. 1940–1941

Мы оставим на некоторое время Мура. В данном случае он был источником вести, которая сразу же стала циркулировать среди сообщества писателей. Никто не знал подробностей, да и писать развернуто не решались.

Лидия Чуковская сообщала отцу: «Сегодня 4/IX. В Елабуге на днях похоронили Марину Ивановну Цветаеву. Она повесилась».

Мария Белкина 10 сентября писала мужу в Ленинград, где он служил вместе с другими писателями: «…Марина Ивановна – стала уже историей литературы. Она умерла. Как мне всегда казалось, она умрет не просто. У нее была слишком трудная жизнь, видно, она под конец не выдержала. Я видела ее перед отъездом». Через некоторое время последовало другое письмо, где говорилось, что Цветаева умерла, как герой рассказа Л. Толстого «Поликушка». Так она намекала мужу на обстоятельства ее гибели.

Сама Белкина получила известие от Софьи Вишневецкой (жены Вс. Вишневского). Та пришла навещать ее в роддом и сказала презрительно: «В то время как вся страна воюет, Цветаева нашла время повеситься».

Интересно, что и Пастернак 10 сентября писал жене: «Вчера ночью Федин сказал мне, будто с собой покончила Марина. Я не хочу верить этому. Она где-то поблизости от вас, в Чистополе или Елабуге. Узнай, пожалуйста, и напиши мне (телеграммы идут дольше писем). Если это правда, то какой же это ужас! Позаботься тогда о ее мальчике, узнай, где он и что с ним. Какая вина на мне, если это так! Вот и говори после этого о “посторонних” заботах! Это никогда не простится мне. Последний год я перестал интересоваться ей. Она была на очень высоком счету в интел<лигентном> обществе и среди понимающих, входила в моду, в ней принимали участие мои личные друзья, Гаррик, Асмусы, Коля Вильям, наконец Асеев. Так как стало очень лестно числиться ее лучшим другом и по многи<м> друг<им> причинам, я отошел от нее и не навязывался ей, а в последний год как бы и совсем забыл. И вот тебе! Как это страшно. Я всегда в глубине души знал, что живу тобой и детьми, а заботу обо всех людях на свете, долг каждого, кто не животное, должен символизировать в лице Жени, Нины и Марины. Ах, зачем я от этого отступил!»

С Муром они встретятся через месяц в Москве.

В записных книжках от 15 сентября Гладков пишет: «Слухи о смерти Долматовского, <…> о самоубийстве М. Цветаевой. Наши войска оставили Кременчуг».

Пристань в Чистополе

Самоубийство Цветаевой переживалось и осмыслялось, видимо, всю войну и потом, но до нас дошли только обрывки фраз и письменных свидетельств, которых было очень немного. Сикорская писала в дневнике, что получила письмо из Елабуги от Саконской и побежала с ним в Союз писателей. Там даже создали комиссию, дабы найти могилу. Свидетельство выглядит невероятно. Просматривая бумаги Союза писателей, связанные с эвакуацией писателей в Чистополь, не нашлось ни одной официальной, с упоминанием имени Цветаевой. Может быть, еще найдется.

Но самое странное, что след от того самоубийства остался в жизни Саконской и ее сына Лёльки. Известно, что мальчики – Вадим Сикорский, Александр Соколовский и Георгий Эфрон – с недовольством смотрели на свое елабужское заточение. Уже на пароходе они стали изводить матерей тем, чтобы вернуться назад. После гибели Цветаевой и отъезда Мура произошло еще одно трагическое событие. Когда матери не было дома, Саша Соколовский соорудил петлю и успел уже затянуть ее на своей шее, но тут мать вошла в комнату и увидела его висящим. Он был еще жив. Маленькая хрупкая женщина стала вынимать юношу из петли. Последствия этой истории сказались на ее здоровье, и Нина Саконская до конца дней не оправилась. Прожила недолго, до 1951 года. Может быть, с этим событием и связано ее молчание, отсутствие воспоминаний о тех днях.

Мур в Чистополе. Сентябрь 1941 года

Итак, начало сентября 1941 года. Идут дожди, на улицах Чистополя непролазная грязь. Мур идет к Асееву, который потрясен смертью Цветаевой. Но тут же сообщает мальчику, что вынужден ехать в Москву, поэтому взять его к себе не может. Наш хроникер Виноградов-Мамонт записал в дневнике, как 15 сентября встретил сестер Синяковых и был приглашен в гости к Асееву.

«По набережной Камы дошли до Соборного спуска. Сели на паром… На носу сидели три женщины с узелками шиповника. Разговорились. Оказалось, это – сестры Оксаны Асеевой. Живут они <в Москве> в Скатерном <переулке> 22!!! Против нас! Я поведал им о своей встрече с В. Хлебниковым <в Пятигорске 1921 г., осеньХ Зашло солнце. Мы высадились на берег. Поднялись в гору. Н.Н. Асеев утром работает и нигде не показывался. Чистополь ему нравится. Адрес его ул. Володарского, 69– Мы получили приглашение к Асеевым и непременно воспользуемся».

Асеев оставался в Чистополе и делал всё, чтобы пристроить Мура в интернат. Однако это было непросто: за интернат надо было платить, а Асеев вовсе не хотел брать оплату на себя. Он уговаривает юношу ехать в Москву в Литфонд с письмом. Неизвестно, знал ли Асеев о том, что в Москве уже никого не прописывают. Эвакуированных прикрепляли к тому месту, куда они выезжали.

«От Асеева веет мертвечиной… – вдруг записывает Мур. – Как скучно живут Асеевы! У него – хоть поэзия, а у ней и у сестер – только разговоры на всевозможные темы».