Любовь всегда права - Дженни Лукас

После того как Ставрос холодно вышвырнул ее из своей постели тем рождественским утром, она больше никогда не возвращалась на работу в «Минос интернэшнл». Она даже не пришла, чтобы забрать свой любимый комнатный цветок и фотографию сестры в рамке. Их забрала для нее подруга вместе с последней зарплатой.

У Холли были деньги на сберегательном счете. Она научилась быть бережливой, ведь в восемнадцать лет на ее попечении оказалась маленькая сестренка, которую надо было растить, а родительская страховка оказалась очень скудной.

Сбережения спасли ее, когда в середине января, приступив к поиску работы, она обнаружила, что больна вовсе не желудочным гриппом, от которого никак не могла избавиться: она была беременна.

Вспомнив слова Ставроса тем рождественским утром, она похолодела. «Если ты беременна, дай знать моим адвокатам… они обо всем позаботятся».

Это больше, чем что-либо другое, разрушило ее давние иллюзии о том, что Ставрос Минос был порядочным человеком.

Она, конечно, слышала истории о том, как мужчины лгут, чтобы затащить женщину в постель. Но она никогда не думала, что это случится с ней. Ставрос был невероятно романтичен, соблазняя ее сладкими словами, страстными поцелуями и, что самое удивительное, предложив ей выйти замуж и родить ребенка.

Но с того момента, как он получил то, что хотел, просто приказал ей исчезнуть.

Холли знала, что не позволит ему сделать так, чтобы ребенок тоже исчез. Она не могла рисковать встретить Ставроса Миноса снова, даже случайно, или дав ему понять, что беременна. Поэтому она покинула Нью-Йорк.

Она была счастлива в Швейцарии. Ей просто повезло. Итак, вчерашний День благодарения, традиционный американский старт рождественского сезона, был тихим, так как этот праздник не отмечался в Швейцарии.

Рождество всегда было любимым временем года Холли. По крайней мере, до прошлого года. А теперь она его боялась.

Холли взяла себя в руки. Ей было за что благодарить судьбу. Это теплое, уютное шале, ее ребенок, ее здоровье. И после почти года отчуждения, когда она позвонила своей сестре, чтобы поздравить ее с Днем благодарения вчера, та впервые ответила на ее звонок.

Во время их десятиминутного разговора Николь в основном просто кричала на нее. Ведь за последний год Оливера уволили с трех разных работ, и молодожены переехали из Гонконга в Лос-Анджелес, а затем обратно в Нью-Йорк, где он оказался безработным. Сестра винила во всем Холли.

– Это все из-за тебя! – кричала Николь. – Его начальство ждет от него слишком многого. А ты ему не помогаешь! И обо мне тоже не заботишься!

Чувствуя себя виноватой, Холли рассказала сестре счастливую новость о ребенке.

Но если она надеялась, что это заставит Николь простить ее или порадоваться известию о маленьком племяннике, то оказалась разочарована.

Сестра была шокирована, потом пришла в ярость, а потом потребовала назвать имя отца. Взяв с нее клятву хранить тайну, Холли прошептала в трубку имя Ставроса. Это был первый раз, когда она произнесла его имя вслух почти за год.

Но это еще больше взбесило Николь.

– Значит, теперь ты мать ребенка миллиардера? – плакала она. – Ты – эгоистичная корова, тебе теперь не нужно ни о чем беспокоиться, не так ли?

Выплюнув эти слова, Николь бросила трубку.

«По крайней мере, мы снова разговариваем друг с другом», – сказала себе Холли, стараясь сохранять бодрость духа. Это было только начало. Кто знает, что может ждать их в будущем? В конце концов, они вступали в пору чудес.

Ее ребенок был самым большим чудом из всех. Она не могла долго грустить из-за чего-то, ведь у нее был он. Она улыбнулась Фредди, который весь состоял из ярких глаз и пухлых щек. Правда, темными глазами и черными волосами ее ребенок сильно походил на мужчину, которого она не хотела вспоминать, но Холли с суровой решимостью прогнала его из своих мыслей.

Фредди принадлежал ей. У него не было отца. Холли будет единственным родителем, который ему когда-либо понадобится.

Ребенок, появившийся на свет с опозданием на неделю в цюрихской больнице, весил более четырех килограммов – девять фунтов и две унции – и продолжал набирать вес в нормальном темпе. Когда Холли смотрела на свое драгоценное дитя, ее сердце сжималось от такой любви, какой она никогда не знала.

Ставрос никогда не узнает о его существовании.

Холли подружилась со своими пожилыми соседями вниз по дороге, добрыми людьми, которые с удовольствием давали советы одинокой беременной американке. Немецкий язык, который она учила в старших классах, быстро улучшался. Холли была бы счастлива жить здесь вечно.

Как она могла признаться даже самой себе, что иногда чувствовала себя одинокой или что ее сердце никогда полностью не излечится от короткого романа со Ставросом? Было бы верхом неблагодарности грустить, когда у нее было так много: дом, друзья и Фредди.

Этого было достаточно. Этого должно было быть достаточно.

Она посмотрела на спящего ребенка у себя на руках. Поглаживая его розовую щеку, с сердцем, полным любви, она прошептала:

– Я сделаю твое первое Рождество идеальным, Фредди. Посмотрим, смогу ли я.

Малыш зевнул в ответ. Холли осторожно встала и положила ребенка в маленькую колыбельку. Оставив его дремать в темной комнате, она тихо прикрыла за собой дверь.

В гостиной потрескивал огонь. Развязав косу, чтобы освободить волосы, она подошла к шкафу и, порывшись в его глубине, вытащила большую коробку.

Настало время вернуть себе Рождество.

Запустив туда руку, Холли достала старое бабушкино одеяло, потрескавшуюся керамическую банку из-под печенья «Санта», гирлянду разноцветных вой лочных звездочек и рождественскую книгу рецептов матери с выцветшими чернилами. Память ее детства. Она дотронулась до чулок ручной вязки, и сердце ее подскочило к горлу.

Она украсила небольшую гостиную, а затем отступила на шаг. Пусть будет так. По крайней мере, до тех пор, пока она не купит елку на рождественской ярмарке. В горле у нее застрял комок. Она сделает все, чтобы у Фредди было чудесное Рождество.

Раздался громкий стук в дверь, заставивший ее подпрыгнуть. Она с улыбкой покачала головой. И кто же это был? Эльке со свежеиспеченными пряниками? Хорст, предлагающий разгрести снег? Стряхнув с черных легинсов рождественские блестки, Холли открыла дверь.

И ее улыбка померкла.

На пороге стоял Ставрос.

– Неужели это правда? – потребовал он ответа.

Подойдя ближе, он прищурил глаза, черные как ночь. Его подбородок был темным от щетины, его мощная фигура заполнила весь дверной проем. Позади него, у припаркованного на краю заснеженной дороги черного роскошного внедорожника, стоял водитель.

Ужас пронзил ее. Он пришел за ее ребенком! Инстинктивно она начала закрывать дверь перед его носом.