Ольга Берггольц. Смерти не было и нет - Наталья Громова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ритм истории и ритм собственной судьбы ложится как строки стихов. Юность страны рифмуется с собственной юностью и завораживает целое поколение. Это они – строители новой жизни, и они вынесут любые испытания. Раз им не повезло отличиться на Гражданской войне, они совершат рывок, который приведет всю страну к счастью. Главное, чтобы не мешали враги.
И страна превращается в огромную стройку, где все радости прежней жизни объявляются обывательскими, нэпмановскими или кулацкими. В обстановке всеобщего энтузиазма Ольга все больше тяготится безалаберным и пьющим мужем.
Она учится в Государственном институте истории искусств. "Это было очень колоритное учреждение, – вспоминала она, – там учились в основном нэпманские сынки и дочечки, затем какие-то студенты-волосатики, главным образом "убежденные идеалисты", "философские интуитивисты", поклонники Лосского, Бергсона и, конечно, Фрейда… Нас, комсомольцев, в ГИИ было очень мало, и мы приняли на себя всю, так сказать, тяжесть борьбы с "накипью нэпа"". Потом Ольга уже говорила об этом "колоритном" учреждении по-другому, отдавая должное талантливым людям, которые ее окружали. "Шкловский вообще говорил о чем придется, главным образом о кино, о гениальности Эйзенштейна, Пудовкина, выпускавших тогда одну картину за другой. Шкловский начинал свои лекции словами: "Знаете, что я вам скажу…" – и говорил так, что мы теряли смысл начала речи, когда приближался ее конец, потому что были опьянены ее великолепным содержанием", – писала Ольга в автобиографии.
После расформирования института как не соответствующего новой идеологии всех комсомольцев, в том числе и ее, перевели на филологический факультет Ленинградского университета, где она встретила начинающего студента-словесника Николая Молчанова.
Он с первого взгляда ей понравился. Молчанов отвечал всем ее представлениям об идеальном советском человеке. Он был аскетичный, честный, порядочный и настоящий комсомолец. Именно такого мужчину Ольга хотела видеть рядом с собой. "Донской казак по происхождению, высокий, удивительно ладный, он был необычайно, строго и мужественно красив, и еще более красив духовно", – писала она в автобиографии.
Он не сразу пошел на близкие отношения. Сопротивлялся, хотя тоже был влюблен. Но считал, что, когда строится социализм, не время для семейной жизни, все личное должно отступить на второй план. Однако Ольга победила.
"Да, собственно, моим первым шагом было то, что я сошлась с Николаем, – записывает она в июне 1930 года. – Сознательно добивалась этого. Все время хотелось его ласк и поцелуев. Иногда я просто болела им. Его брови меня мучили, и то, когда он, которому я по плечо, шел рядом, и руку мне стискивал – ну, умри, а целуй, а будь моим! Сознательно не разбиралась в "чувствах"… Сознательно отмахивалась от того, что он с кем-то жил или живет, от вопроса о его "прошлом" – в общем, такое "сознательное бессознание". И кое-что в этом я считаю плюсом, а не минусом".
А 1930 год начинается с рокового постановления ЦК ВКП(б) "О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству". На ОГПУ возлагается организация так называемого раскулачивания.
В столыпинских вагонах везут в Сибирь и на Крайний Север сотни тысяч раскулаченных крестьян с семьями. Едут миллионы трудолюбивых крестьян. Часть из них пополнит число рабов на стройках социализма, часть высылается в лагеря. Дорогу выдерживают только самые сильные. Умирают женщины и дети. Но это никого не останавливает. "Повсюду одно, – пишет очевидец. – Развороченный муравейник. Поезда с раскулаченными идут в Казахстан, вербовщики ищут новых рабочих, соблазняя парней хлебом и сахаром"[19].
Взрывают церкви – считается, что именно православие идейно поддерживает крестьянство. И последствия раскулачивания очень скоро дадут о себе знать: голодом будет охвачено полстраны.
Летом 1930 года Ольга отправляется на преддипломную журналистскую практику в газету Владикавказского окружкома ВКП(б) "Власть труда". Объезжает города и аулы, пишет о ходе коллективизации. С тоской и нежностью вспоминает Корнилова, думает о далеком Коле Молчанове, о своем будущем: "Я должна, я буду писать настоящие, хорошие стихи!.." Для нее стихи – фактор борьбы и строительства новой жизни. Это время, когда ей кажется, что она на гребне удачи.
Ольга колесит по стройкам Северного Кавказа, и перед ней разворачиваются тяжелые картины жизни и быта местных жителей: "…Колхозов нет. Продовольствия нет, живут впроголодь, строится дорога Шатой – Шарой, эта дорога свяжет горную Чечню с окружным центром, строится на 50 % за счет населения. Работа должна быть приостановлена вследствие полного отсутствия продуктов. Послали письмо чеченскому окружному ВКП, крайисполкому и центральному совету автодорог. Население просило оказать поддержку". Их же – газетчиков, людей из центра – кормят, обихаживают…
В горном селе Ольга встречает человека, у которого отняли все, раскулачили, хотя он был известный в крае партизан, участник Гражданской войны. "У него какая-то пришибленная покорность, и мне стыдно перед ним", – пишет она, но уговаривает себя, что это временные трудности, что надо терпеть и верить в лучшее.
Она всецело захвачена строительством Гизельдонской ГЭС в Северной Осетии. В ущелье Кавказа тысячи людей вгрызаются в горную породу, чтобы построить туннель. И хотя в дневнике Ольга отмечает ужасные условия работы, отсутствие у строителей даже необходимого питания ("начальники берут себе буханку. Приходит 3-я смена 8 человек, просят хлеба. Нач отдает буханку – полтора дня смена питается буханкой…"), она полна небывалого восторга. И пусть начальник строительства со смехом говорит ей, что если люди не поедят, то они "обижаются", но, именуя всех строителей энтузиастами, она внутренне отрешается от понимания истинной цены строек коммунизма.
Так Берггольц знакомится с первыми шагами индустриализации.
Ольга тогда и представить не могла, что почти все начальники и инженеры как ГЭС, так и других объектов, с которыми она встретилась в то лето, сгинут в конце тридцатых годов. Энтузиасты сталинских строек навсегда исчезнут в тюрьмах, ссылках, лагерях…
Вернувшись в Ленинград, Ольга добивается того, чтобы их вместе с Николаем Молчановым по распределению отправили в Казахстан корреспондентами газеты "Советская степь". В Казахстане идет массовая насильственная коллективизация. Через несколько лет Ольга напишет повесть "Журналисты". Там не будет даже намека на трагическую реальность, которая открылась ей в те дни. Тем не менее эта повесть сыграет страшную роль в жизни Берггольц. В конце тридцатых годов ее книга будет фигурировать в ложных обвинениях и на допросах Ольги и ее товарищей, хотя на момент публикации все выглядело абсолютно безобидно.
Главный герой повести – журналист Михаил Якорев, печатающийся под псевдонимом Банко. Прототипом его стал Леонид Дьяконов (Анк), сотрудник газеты "Кировская правда", двоюродный брат Николая Заболоцкого. Главная героиня Тоня Козлова, мечтающая стать "Ларисой Рейснер реконструктивного периода", едет по призыву комсомола работать в одну из среднеазиатских республик. Третий герой повести – комсомолец Павел Калганов, влюбленный в Тоню, – был написан с Николая Молчанова. Наивный рассказ о дружбе трех журналистов создавался не без влияния классической литературы, Ольга ее знала и любила. Комсомольский журналист Банко был наделен печоринскими чертами и потому выглядел наиболее убедительно, но остальные герои обрисованы достаточно схематично. На это указывала и критика, и Николай Молчанов, которому повесть Ольги не понравилась.