Гьяк - Димосфенис Папамаркос

Да что же ты такое говоришь-то! – спрашиваю. Совсем с катушек слетел? Как это из-за него тот в горы ушел? Эй, да ты совсем мышей не ловишь, что ли, Яннис? – говорит он мне. Он и Василиса обманул, а потом и тебя. Ты пойди-ка, спроси у вдовы брата Анаргироса и узнай-ка у нее, кто сказал ее мужу, чтобы тот начал обвинять Василиса? Эта сволочь все и затеяла, потому как он передумал с помолвкой и не хотел ему дочь, Тулу, отдавать. Но как же ему было свое слово назад взять, это разве дело? Так что он своего брата и заставил всем рассказать, что якобы тот у него петуха украл, чтобы того и сослали подальше. Но он не рассчитал, что тот в горы подастся, а потом ему и брата прибьет, понимаешь ты? И вот еще что я тебе скажу, под конец уже, когда Василиса здесь, в наших краях чуть было не схватили и ему пришлось уходить в Коккино, знаешь, как это было? Говорят, что он якобы пошел и украл овцу у дяди Ильяса, которую тот дал обет отнести в монастырь, и что за это, дескать, наш святой его и покарал, ну, то есть глупости всякие. Это его тесть рассказал, где тот прячется. Потому как все это время, что он был в горах, твой покойный брат встречался с Тулой. Вот, спроси хоть Йоргоса, своего младшего брата, это его подбил Василис, чтобы встречаться с Тулой и водить ее к себе в логово. Потому-то и жандармы пошли и схватили Коцоса. Кто-то им сказал, видно, что сын дяди Такиса заодно с бандитом, а те запутались и подумали на Коцоса. А ежели про это знает и мой отец, и вся деревня, думаешь, Анаргирос того не знал? А как ты себе думаешь, эта сволочь разрешила бы дочери ходить и встречаться с Василисом, после того как тот его брата порешил? Он отпускал ее, чтобы она узнала, где прячется твой брат, а когда жандармы пришли, он им и указал, где нужно его искать, чтобы поймать.

Я тебе все сказал, говорит Стаматис, а теперь делай что хочешь. Я тебе слово дал, назад его уж не возьму. Что бы ты ни задумал, я буду рядом. И жандармов перебьем, и полдеревни сожжем, если хочешь, пусть горит синим пламенем. Но ты сядь-ка и подумай, Яннис, кто всю эту заваруху начал и хочешь ли ты еще больше ее закрутить. Потому как ежели мы снова в убийствах и крови заляпаемся, конца и краю этому не будет. А ежели ты меня спросишь, так я скажу, что уже сыт этим делом по горло, не хочу больше. И тебе того же советую. Ты смотри, как жизнь тебе устроить, семью завести, загремишь или убьют тебя, кому от этого польза-то будет?

Ничего я ему не ответил, потому как понял, что правда его. Но все ж таки и оставить я это так не мог. Это ж надо, чтобы Анаргирос жрал и пил по кабакам, а мой отец в кровати лежал? Дай-ка мне немного времени, я все обдумаю, сказал я ему, сдается мне, что правильно ты все говоришь. И если мы и будем что делать, надо это сделать по-умному. Но как только я тебе дам знак, ты уж будь готов.

Так оно и случилось, и в тот вечер, когда мы должны были идти бить жандармов, мы встретились, но я говорю им, мол, план поменялся. Сегодня мы пойдем к Анаргиросу, и как только я дам сигнал, мы его подожжем, и самого его, и весь дом. Они мне ни слова не возразили, только, мол, Яннис, как скажешь. Иду я, значится, стучу в дверь, открывает мне его жена Феодора, и как она нас увидела – а мы все с оружием были, – так она хотела сразу заорать, но я ей говорю: тссссс, муж-то твой где? Она с испугу и слова вымолвить не могла, но я сам вижу через дверь-то, что тот за столом сидит и ужинает. Вошел я и махнул Стаматису, чтобы тот следом зашел. Пока Анаргирос не понял, что происходит, я сказал Стаматису: держи его, и он хвать его и усадил назад на стул, а я сам рядом с ним сел. Слышь, ты, сволочь старая, говорю. Хорошенько слушай, потому как я один раз только говорить буду. Вот в этом самом доме, когда я в прошлый раз приходил, ты нам слово давал, и мне, и отцу моему, что отдашь дочь свою Тулу за моего названного брата. Ты слово свое нарушил и не то что даже не постыдился, но пошел и натворил всех своих дел, и своего брата убил, и моего брата, Василиса, и отца моего тоже чуть было в могилу не отправил. Но ты не только лгун, ты ж еще и дурак, потому как не подумал, что у дяди Такиса дети тоже есть. Вот я теперь сюда и пришел, и что же мне с тобой сделать? Эта сволочь аж вся побелела со страху, а как только собирался рот открыть, язык у него заплетался и говорил он всякую белиберду. Беру я, значится, керосиновую лампу, она на столе у них стояла, чтобы светить ему за ужином, и говорю ему, вот эти самые руки много таких, как ты, передавили. Стольких, что ты себе и представить не можешь. А ежели ты думаешь, что я пожалею тебя, потому что ты мой земляк, то ты сильно ошибаешься. Я и тебя сожгу, и жену твою, да так, что от вас даже костей не останется. Но поскольку я тебе не чета, я попрошу тебя одну вещь сделать, а ты подумай над этим хорошенько. Ты дочь свою не пожалел и позволил Василису ее попортить, чтобы ты выведал, где у него логово. А теперь, когда она порченая, ты и ее обрек навек одной остаться в старых девах. Но Василис-то уж больно ее любил, и хоть брат мой, может, и был на голову пришибленный, потому в итоге от любви-то этой и повредил ее, но я знаю, что теперь бы он шибко расстроился, ежели бы узнал, что она незамужняя сохнет. Поэтому ты за меня ее отдашь. Ради брата моего и из-за того, что девка она хорошая, я сам и женюсь на ней. А все, что у тебя есть, все, даже дом, отпишешь ей