Пропущенные материалы: Наследие Шестой - Питтакус Лор

Но они пролетают так быстро…

Моя Катарина мертва.

Недели складываются в месяцы.

Бывают дни, когда меня совсем не кормят, но мой кулон не дает мне умереть от жажды или голода. Без чего мне действительно плохо в этом бесконечном царстве тьмы, так это без солнца. Порой я перестаю понимать, где кончается моё тело, а где начинается тьма. Я теряю смысл собственного существования, нахожусь на грани. Я будто черная клякса в ночи. Черное на черном.

Чувствую себя позабытой. Запертая в одиночной камере без надежды на побег, и без той информации, которая могла бы привести к остальным, я стала для могов бесполезна. До тех пор, пока они не убьют всех, кто идет до меня, и не придет моя очередь.

Желание выжить во мне лишь дремлет. Я живу не потому, что хочу жить, а потому, что не могу умереть. Иногда, я об этом жалею.

Но даже так, я всё равно заставляю себя заниматься, чтобы оставаться в форме, не терять подвижности и быть готовой к бою насколько это, вообще, возможно. Я отжимаюсь, качаю пресс, играю в «Тень».

За Катарину я научилась играть ничуть не хуже, чем за себя. Сама даю себе задания, описываю воображаемых противников, прежде чем отдаю ответные команды.

Раньше я обожала эту игру, но сейчас ненавижу. Однако в память о Катарине, продолжаю играть.

Когда я врала могу о себе, то думала, что делаю это для того, чтобы он пощадил Катарину, оставил ей жизнь. Но едва его нож пронзил ей сердце, я поняла, что на самом деле я ускоряла её конец. Я выложила ему всё, что знала, чтобы он мог её прикончить, чтобы ей не пришлось страдать ещё больше, чтобы мне не пришлось больше смотреть на её страдания.

Я твержу себе, что так было правильно. Что Катарина этого бы хотела. Она была так измучена.

Но я уже так долго тут без неё, что отдала бы всё на свете, чтобы побыть с ней хотя бы ещё разочек, даже если за это ей пришлось бы страдать от невыносимых пыток. Я хочу её вернуть.

* * *

Могадорцы продолжают испытывать границы моего относительного бессмертия. Чтобы спланировать и устроить испытания им требуется время. Но почти каждую неделю они стабильно вытаскивают меня из камеры и тащат в другую, где всё уже готово для моего уничтожения.

В первую неделю после смерти Катарины они отвели меня в маленькую камеру и заставили встать на тонкую стальную решетку, установленную в паре футов от пола. Дверь плотно закрылась, оставляя меня одну. Я ждала несколько минут, пока камера наполнялась, судя по виду, ядовитым газом, исходящим из-под решетки зелеными струйками. Закрыв рукой рот, я старалась не вдохнуть, но долго выдержать не смогла. Сдалась и вдохнула моговский яд, лишь для того, чтобы выяснить, что для меня он по запаху, как свежайший и прохладнейший горный воздух. Взбешенные моги выволокли меня из газовой камеры несколькими минутами позже и поспешно втолкнули в мою собственную, но это не помешало мне увидеть на выходе из газовой камеры кучку пепла. Вместо меня умер мог, который нажал кнопку подачи газа.

На следующей неделе они пытались меня утопить, ещё через неделю — заживо сжечь. Естественно, ни то, ни другое не сработало. А на прошлой неделе, они подали мне еду так сильно приправленную мышьяком, что клянусь: я почувствовала каждую крупинку отравы. Торт мне принесли прямо в камеру. Могам не было никакого смысла кормить меня сладостями, так что я сразу поняла, что они надеются запудрить мне мозги тортом, и следовательно обойти заклинание. Видимо они думали, что если я не буду знать, что моя жизнь в опасности, чары не сработают.

Конечно же, я сразу раскусила их план.

Но торт всё равно съела. Оказалось — вкуснотища.

Позже, подслушивая через щель под дверью, я узнала, что вместо одного от отравления ядом умерли сразу три могадорца.

Тогда я спросила себя: сколько нужно могадорцев, чтобы испечь тортик? И затем со злорадным удовлетворением ответила: трое.

Я позволила себе представить счастливый исход, в котором могадорцы (которые, казалось, не очень-то ценили даже собственные жизни), продолжают пытаться меня убить до тех пор, пока не остается ни одного могадорца. Я, конечно, понимаю, что это всего лишь мечты, но зато такие приятные.

* * *

Уже не представляю, сколько здесь нахожусь. Но я так привыкла к их постоянным попыткам меня казнить, что мне совсем не страшно, когда они снова тащат меня по коридорам. На этот раз меня бросают на сквозняке в просторном, тускло освещенном помещении, которое больше, чем любое виденное мною тут. Я знаю, что за мной наблюдают через одностороннее стекло или монитор, поэтому делаю насмешливое лицо. И в насмешке так и читается: Ну же!

А затем я слышу это… Низкий, гортанный стон. Он такой глубокий, что я ощущаю ногами, как от него вибрирует пол. Я резко оборачиваюсь, чтобы увидеть в глубине теней огромную стальную клетку. Она выглядит знакомо.

Раздается голодное щелканье челюстей, сопровождающееся характерным чмоканьем крупных губ.

Пикен. Чудовище, с которым мы ехали сюда в грузовике.

Вот теперь мне страшно.

Мелькает яркая вспышка. И внезапно я купаюсь в пульсирующем красном свете, а стальная решетка клетки опускается.

Безоружная, я отступаю к противоположному углу помещения.

«Умно», — думаю я. — «Еще ни разу моги не натравливали на меня живое существо».

Пикен выходит из клетки. Четырехлапый монстр занимает стойку бульдога, только размером с носорога: передние ноги согнуты, пасть сочится слюной, кожа на нижней челюсти отвисает. Крупные зубы торчат как шипы. Кожа гнилостная, бугристо зеленая. И воняет от него смертью.

Монстр рычит на меня, забрызгивая слюной так густо, что я боюсь, как бы на ней не поскользнуться. Затем нападает.

Я не могу рассчитывать на собственное тело. Находясь в одиночном заключении, я закостенела, многие месяцы не тренировалась драться, но инстинкт и адреналин делают своё дело, и довольно быстро я уворачиваюсь от чудовища, и начинаю, как профи, носится из угла в угол, ныряю между его ног.

Пикен недовольно ревёт, с каждой секундой заводясь всё больше и больше, таранит башкой стены.

«Давненько мне не было так весело», — думаю я, сумев наотмашь врезать ему по морде.

Я приземляюсь на пол, широко улыбаясь удачно проведенному удару, но попадаю в одну из его слюнявых луж, и мои руки и ноги разъезжаются в разные стороны. Задержка небольшая, но её достаточно: я у зверюги в пасти.

Всё тело окатывает теплом, и я не сомневаюсь, что это конец.

Но боль не приходит. Монстр издает протяжный вой, а затем выпускает меня из пасти. От которой до пола метра полтора, и я приземляюсь на колени, удар куда больнее укуса.

Поворачиваюсь посмотреть на пикена: он валяется на полу с открытой пастью, его грудь мощно вздымается и опадает. Широким полумесяцем на ней зияют круглые раны. Укус, предназначавшийся мне, достался ему самому.