Ты мне принадлежишь - Мэри Хиггинс Кларк

В хорошую погоду Хильде нравилось гулять в Центральном парке, сидеть на залитой солнцем скамейке. От природы наблюдательная, она все замечала и, не колеблясь, высказывалась обо всем, что, по ее мнению, требовалось исправить.

Она могла запросто выбранить заболтавшуюся няньку, не заметившую, как вверенное ее заботам чадо своим ходом удаляется от игровой площадки. Она постоянно читала нотации детям, бросающим на траву конфетные фантики. И нередко ей случалось остановить патрульного полисмена, чтобы указать на потенциальных правонарушителей, слоняющихся вокруг детской площадки или блуждающих по дорожкам.

Полицейские выслушивали Хильду с усталым, вежливым терпением, записывали ее предупреждения и обвинения, обещали проследить за подозреваемыми.

Острый глаз безусловно сослужил ей хорошую службу в этот понедельник. В пятом часу вечера, возвращаясь из парка домой, она стояла в толпе пешеходов в ожидании зеленого сигнала светофора и случайно оказалась справа и чуть позади элегантно одетой женщины с коричневым конвертом под мышкой. Внимание Хильды привлекло внезапное движение мужчины, который одной рукой выхватил конверт, а другой толкнул женщину вперед, прямо под колеса автофургона. Хильда крикнула: «Осторожно!», но опоздала. Зато успела хорошо рассмотреть лицо мужчины, прежде чем он растворился в толпе.

В поднявшейся сутолоке Хильде пришлось отступить, когда патрульный полицейский принялся теснить толпу любопытных с криком:

— Полиция! Всем назад!

При виде изуродованного, окровавленного тела со следами шин, оставленными на элегантном костюме, Хильде стало дурно, но она все-таки заставила себя поговорить с репортером. Потом она с большим трудом добралась до своего дома. Войдя в квартиру, она трясущимися руками заварила чай.

— Бедная девочка, — то и дело приговаривала она, медленно прихлебывая из чашки. Страшная сцена снова и снова всплывала перед глазами.

Наконец она убедилась, что у нее хватит сил позвонить в полицию. С дежурным сержантом, ответившим на звонок, ей уже несколько раз приходилось иметь дело, когда она сообщала о попрошайках, пристающих к прохожим на Третьей авеню. Он терпеливо выслушал ее рассказ.

— Хильда, нам известно ваше мнение, но вы ошибаетесь, — примирительно сказал он. — Мы уже опросили множество людей, стоявших рядом, когда произошел несчастный случай. Толпа надавила, когда свет переменился, и миссис Уэллс потеряла равновесие, вот и все.

— Она упала, потому что он нарочно толкнул ее в спину, вот что произошло, — отрезала Хильда. — Он выхватил у нее конверт. Я устала и собираюсь лечь, но оставьте сообщение капитану Ши. Я буду у него, как только он заступит на смену завтра с утра. Ровно в восемь.

Она возмущенно бросила трубку. Всего пять вечера, но ей необходимо прилечь. Она ощущала стеснение в груди, от которого можно было избавиться, только лежа в кровати и положив под язык таблетку нитроглицерина.

Через несколько минут она уже лежала в своей теплой фланелевой ночной рубашке, подложив под спину пышно взбитую подушку, помогавшую ей восстановить дыхание. Резкая головная боль, всегда возникавшая на несколько минут после приема таблетки, начала стихать. Боль в груди тоже ослабла.

Хильда с облегчением перевела дух. Главное — хорошенько выспаться, а завтра она отправится в участок и выскажет капитану Ши все, что о нем думает, а кроме того, подаст жалобу на тупоголового сержанта. Потом она настоит на встрече с полицейским художником и даст ему полное описание негодяя, который толкнул ту несчастную женщину. «Мерзавец, — подумала Хильда, вспоминая его лицо. — Хуже не бывает: шикарно одетый, представительный, к таким сразу проникаешься доверием. Как там эта бедная девочка? — спросила она себя. — Может, что-нибудь скажут в новостях».

Она потянулась за пультом и включила телевизор как раз вовремя, чтобы увидеть на экране свое лицо и услышать собственные слова о том, что она видела человека, толкнувшего Кэролин Уэллс под машину.

Хильду охватили смешанные чувства. Она ощутила волнение и гордость от того, что стала знаменитостью, но ее раздосадовал комментарий репортера, явно намекнувшего, что она ошибается. А потом еще этот дубина-сержант говорил с ней, как с умственно отсталым ребенком! Она уже дремала, но успела подумать о том, что завтра она им всем задаст жару. Они у нее света невзвидят. Сон накрыл ее в тот самый момент, когда она начала читать молитву за выздоровление тяжело раненной Кэролин Уэллс.

Простившись с Неддой, Сьюзен уже в сумерках отправилась к себе домой на Даунинг-стрит. Пробирающий до костей холод, временно разогнанный теплом послеполуденного солнца, снова вернулся.

Она сунула руки в глубокие карманы своей уютной мешковатой куртки и ускорила шаг. Года напомнила ей давно забытые строчки из «Маленьких женщин»[9]. Одна из сестер — Сьюзен не помнила, Бесс или Эми, — сказала, что ноябрь противный месяц, а Джо согласилась и добавила, что потому-то она в этом месяце и родилась.

"И я тоже, — подумала Сьюзен. — Я родилась двадцать четвертого ноября. Ребенок ко Дню благодарения[10]— так обо мне говорили. В этом году «ребенку» стукнет тридцать три. Когда-то День благодарения и день рождения были для меня веселыми праздниками. Но, слава богу, в этом году мне хоть не придется на день рождения метаться между двумя вечеринками, словно перебежчику между двумя враждующими лагерями. Слава богу, в этом году папа и Бинки отправляются на Сент-Мартин. Конечно, мои домашние проблемы — ничто по сравнению с тем, что приходится переживать Джейн Клаузен", — мысленно добавила она, поворачивая на свою улицу.

Когда они окончательно убедились, что Карен не придет, миссис Клаузен задержалась у нее в приемной еще на двадцать минут за чашкой чая. Она настояла, чтобы Сьюзен оставила кольцо у себя.

— Очень важно, чтобы оно осталось у вас, если со мной что-то случится. Вдруг эта женщина все-таки свяжется с вами еще раз, — сказала она.

"Она имела в виду не «если» с ней что-то случится, а «когда», — думала Сьюзен, входя в свой дом и поднимаясь на четвертый этаж, где у нее была просторная квартира с большой гостиной, удобной кухней, спальней королевских размеров и маленьким уютным кабинетом. Красиво и комфортабельно обставленная мебелью, которую ей отдала мать, когда переехала из большого семейного дома в роскошный кондоминиум меньших размеров, эта квартира всегда казалась Сьюзен теплой и гостеприимной — почти как дружеские объятия.

Вот и сегодняшний вечер не стал исключением. Наоборот, сегодня атмосфера в квартире казалась особенно успокаивающей, подумала Сьюзен, включая газовый огонь в камине.