Дом там, где сердце - Шеннон Фаррел

Однако, оказавшись на улице, она крепко схватила его за руку и помчалась вперед.

– Скорее, скорее! Коляска вот-вот отправится, а земля ско­ро совсем заледенеет.

Тяжело дыша, они шли, бежали и скользили по улицам, ста­раясь во что бы то ни стало успеть на станцию. Один раз Мюй­рин оступилась и упала в снег.

Локлейн опустился на колени рядом с ней. На его симпатич­ном лице отразился испуг.

– Все в порядке, – рассмеялась она. – Люблю снег!

Он поднял ее и прижал к себе, чувствуя жар, который про­никал в него сквозь одежду. Он так отчетливо ощущал тепло, излучаемое ее телом, будто она была обнажена.

Она дотянулась рукой до его щеки и погладила ее.

– Да не смотрите вы так. Со мной все в порядке. Идемте. Она потянула его за собой, и они наконец дошли до станции.

Очутившись там, Мюйрин прошагала к стойке, у которой Падди сообщил им хорошие новости. Пока он ожидал их, кучер, управ­ляющий коляской, объявил, что поездка отменяется, поскольку заболел второй извозчик, который должен был его подменять. Падди тут же предложил свою помощь.

После того как Мюйрин и Локлейн подтвердили, что извоз­чик он опытный, управляющий согласился воспользоваться услугами Падди, временно отложив оплату билетов и сделав скидку для Мюйрин и Локлейна.

Падди, средних лет, но уже изрядно поседевший, вскочил на сиденье кучера с прытью молодого оленя, а Мюйрин пошла оплачивать билеты. Локлейн попытался было возражать против того, чтобы ехать в салоне рядом с Мюйрин, поскольку это до­рого и вообще неуместно, ведь он всего лишь ее слуга. Она решительно возразила и отсчитала необходимую сумму.

– Я не собираюсь ждать, пока вы там наверху замерзнете. И причем здесь уместность? Допустим, кто-то станет возражать против того, чтобы вы ехали рядом со мной. Что из этого? Меня совершенно не интересует чье-то мнение, мне ни до кого нет дела. Не то что человека, я бы и лошадь не выгнала на улицу в такую погоду, будь моя воля! – решительно сказала она, пре­секая дальнейшие возражения.

Мюйрин забралась в почти заполненную коляску и оказалась зажата между Локлейном и довольно тучной пожилой дамой. Она смущенно улыбнулась своим попутчикам и взяла сумки, которые протянул ей Локлейн. Мюйрин спросила его, хватает ли Падди теплых накидок и одеял, чтобы не замерзнуть навер­ху, и тот ответил утвердительно.

Локлейн аккуратно сложил три их сумки наверху и исчез на несколько минут. Вернулся он, когда коляска вот-вот уже долж­на была тронуться с места.

– Возьмите. Вы же совсем ничего не ели. Это лучшее, что мне удалось достать, – сказал Локлейн, протягивая ей несколь­ко горячих оладий, завернутых в бумагу.

Мюйрин заметила, что он дрожит после долгого пребывания на улице. Она стянула накидку, укрывавшую ее колени, и обер­нула ею также и его ноги, а потом повернулась к нему и пред­ложила одну из оладий.

Он покачал головой, но она прошептала:

– Вы тоже ничего не ели. С этих пор, Локлейн, мы все делим пополам, даже голод. Ясно?

Ему показалось, что он задремал всего на несколько минут, когда вдруг заметил, что коляска остановилась. На улице была кромешная тьма, а Мюйрин стояла над ним, держа все их сум­ки в одной руке.

– Где мы?

– В Вирджинии, соня. Идемте, уже поздно. Нам приготовят номер и что-нибудь поесть.

– Нам?

Он не успел продолжить, поскольку к Мюйрин уже подошли носильщики и помогли ей выгрузить багаж. Она выскочила из коляски и, приподняв край юбки, зашла в холл гостиницы и по­спешила к большому камину. Локлейн отстал, и ему пришлось догонять ее.

Когда он вошел, швейцар позвал его:

– Сюда, пожалуйста, – и повел их в приятно убранную ком­нату, отделанную деревянными панелями, с большой дубовой кроватью с пологом на четырех столбиках. Несколько слуг за­бегали вверх и вниз, принося бидоны с горячей водой. Горнич­ная приняла от Мюйрин заказ на ужин, который та попросила подать в комнату.

Только когда ванна наполнилась и слуги разошлись, Локлейн осмелился спросить, недовольно нахмурившись:

– Наш номер? И ванна?

– А вы предлагаете тратить деньги, которых у нас нет, на второй номер? Если поместье в таком ужасном состоянии, как вы говорите, это, возможно, последняя приличная пища и ванна, которые меня ожидают в ближайшее время. Так что я собираюсь насладиться всем этим сполна, – несколько раздраженно от­ветила Мюйрин, снимая плащ и шаль, и стала расстегивать верх своего платья. – А что вы хотели? Сказать управляющему, что мы не женаты, и спровоцировать скандал?

– Нет, конечно, нет, просто я думал, что…

– Я же вам говорила, что здесь мы вместе и делим все попо­лам, если, конечно, вы не станете возражать против ванны. Мы всегда так поступали в Финтри, чтобы сохранить доверие слуг. Если хотите, можете идти первым. Что же касается ложной стеснительности, то вчера вы видели меня в неглиже. Думаю, я могу вам доверять.

Локлейн, сраженный ее прямотой, покачал головой.

– Оставьте, Мюйрин, забудем все, что я сказал. Конечно, вы правы. Прошу меня простить. Но первой должны пойти вы. Залезайте в ванну, пока вода не остыла, а я спущусь вниз.

– Да будет вам, Локлейн, я не настолько стеснительна, – не­довольно сказала она. – Вы же видите, здесь ширма. Если вы все еще хотите спать, прилягте на кровать. Нет – вот сего­дняшний номер газеты. Почитайте мне, пока я буду отмокать, а там и ваша очередь подойдет. Конечно, если вы не откажетесь от ванны.

– С удовольствием искупаюсь, – ответил Локлейн, пред­вкушая удовольствие от первой за эту неделю ванны. Мюйрин была совершенно права, говоря о примитивных условиях жизни в Барнакилле. Летом Локлейна вполне устраивало и озеро, но зимой горячая ванна была для него неслыханной роскошью. Исключением были лишь те дни, когда сестра, решив устроить банный день, кипятила целые бидоны воды, но их, очевидно, не хватало, и тогда она грела еще несколько котелков, чтобы они могли погрузиться в теплую воду.

Мюйрин достала из своего чемодана сиреневую ночную ру­башку и халат в тон и исчезла за ширмой. Вскоре Локлейн услы­шал, как она радостно плещется в ванной.

– Так почитайте же мне, – напомнила она.

Локлейн послушно взял газету.

– Она лежала в ванне, испытывая блаженство, и отмокала, под­ливая горячей воды из бидонов, оставленных слугами, пока на­конец не почувствовала, что избавилась от тяжести последних дней после ужасной поездки из Шотландии и кошмарного ис­пытания, которое ей довелось пережить днем раньше в отеле. А как будто все это было в другой жизни, удивленно отметила она. Она решила, что так и должно быть. Если она собирается столкнуться со всеми тяготами жизни в Барнакилле, ей лучше сделать вид, что прежней жизни никогда не было.