Тринадцать пуль - Дэвид Веллингтон

Он вытащил длинный лист бумаги с вытисненной нотариальной печатью.

— Данным предписанием отныне приказано прекратить кормление вампирши.

Он улыбнулся широчайшей улыбкой.

— Полезно иногда, оказывается, быть одним из тех, кто охраняет суды.

Вампирша замерла с мензуркой на полпути ко рту. Глаз заворочался, поднимаясь, чтобы взглянуть на Аркли.

— Будь ты человеком, ты бы постаралась сберечь ее на потом, — сказал ей федерал. — Ты знала бы, что это твой последний глоток, и попыталась бы насладиться им. Но ты не человек, и ты не сможешь отказаться, не так ли?

Рот вампирши отвалился в некотором подобии усмешки. А потом длинный серый язык выскользнул из-за всех этих зубов и принялся жадно лакать кровь из мензурки, чертя внутри ее длинные черные полосы. Кровь исчезла в мгновение ока.

— Сначала начнется паралич. Неконтролируемая дрожь. Потом она начнет терять мышечную массу. Кожа на руках станет облезать, а мускулы гнить. Они станут безжизненными лапами. Ноги атрофируются еще быстрее и превратятся в мертвые обрубки. Со временем ее глаз высохнет и развалится.

Хазлитт сидел поверх старинного кардиографического аппарата, электроды которого свешивались наружу и периодически шипели, прижженные сигаретой, которую он, почти позабыв о ней, держал в двух пальцах.

— Может, в конце концов она и умрет. Мы не знаем.

— Если это удержит ее от создания новых вампиров, мне плевать, — сказал Аркли. — Ну разве есть стоящая причина, почему нам следовало бы беспокоиться об этом?

В центре комнаты, возле гроба, Жюстина Малверн сидела в своем кресле, зажав пустую мензурку в одной из почти безжизненных рук. Другая ее рука лежала на клавиатуре ноутбука, установленного на крышке гроба.

— Вы же знаете, она не может говорить. Ее гортань сгнила много лет тому назад. Это ее единственный способ коммуникации.

Хазлитт потер переносицу большим пальцем.

Он улыбнулся про себя, пока она собиралась с силами, чтобы надавить на одну из клавиш похожим на коготь пальцем.

— Вы должны быть терпеливее, Аркли, — сказал доктор. — Тогда вы смогли бы выяснить кое-что у того, кто так стар и мудр.

Когда она закончила, она сложила руки на коленях и посмотрела на них, лицо дрожало от возбуждения. Хазлитт развернул ноутбук так, чтобы они могли взглянуть на монитор. Тридцать шестым кеглем, курсивом, Малверн набрала:

род мой пожрет тебя без следа

Аркли хмыкнул. Потом встал и направился к выходу.

— Скоро вернусь, проверю обоих, — сказал он Хазлитту.

Лора последовала за ним.

В белом освещении холла, Кэкстон заморгала и потерла глаза. Она прошла за Аркли по пятам к письменному столу в центре зала, где офицер службы исполнения наказаний с сержантскими знаками отличия сидел и смотрел по переносному телевизору какой-то ситком. Прием был так плох, что даже смех на заднем плане был неотличим от помех.

— Чем могу помочь, господин маршал? — Офицер медленно убрал ноги со стола и подтянул клавиатуру своего компьютера.

— Вечер добрый, Такер. Мне нужна кое-какая информация по здешним сотрудникам. Конкретнее, я бы хотел знать имена и адреса всех, кто работал тут, скажем, за последние два года. Я хочу знать, кто тут работает, а также кто и почему уволились. Можешь достать мне эту информацию?

— Нет проблем.

Такер какое-то время повозился с мышкой и клавиатурой. Внизу, в холле, лазерный принтер с треском выплюнул три листка бумаги.

Аркли улыбнулся еще более теплой и человечной улыбкой, чем та, которой он наградил Кэкстон.

— Вы просто обязаны любить этот современный мир. Раньше на то, чтобы получить отчет вроде этого, потребовалось бы несколько дней. Слушай, Такер, а какая тут текучка?

Охранник пожал плечами.

— Огромная, по ночам жутковато. Кое-кто не выдерживает. У других, вроде меня, кишка не тонка сидеть здесь. Могу сказать, что половина из тех, кто при мне приходил сюда, больше недели не выдерживали. В прошлом году, наверное, с десяток парней. Потом же еще уборщики, эксплуатационные рабочие, строители, инспекторы по безопасности, да мало ли кто. Ходят туда-сюда так быстро, что их и не заметишь. И никогда не здороваются.

Аркли кивнул.

— Этого-то я и боялся.

Он повернулся к Кэкстон.

— Любой из этих людей мог быть в контакте с Малверн.

— Стало быть, любой из них может сейчас быть вампиром, — ответила Лора.

Аркли снова кивнул.

Она сказала хоть что-то правильное. И одновременно почувствовала себя и реабилитированной, и сбитой с толку. Аркли схватил бумаги из принтера и поскакал назад, туда, где она стояла, ожидая его.

— Хазлитт должен был держать ее в изоляции, но ты его видела. Он сделает все, что она ему прикажет.

Аркли с отвращением покачал головой.

— Каждый доктор, которого мы сюда приводим, влюбляется в нее.

— Она что, гипнотизирует их? — Кэкстон вспомнила эту часть отчета.

— Она может предложить им намного больше, чем только пронизывающий взгляд, — ответил Аркли, просматривая листки.

— Почему бы не выгнать его отсюда прямо сейчас и не заменить его? — возмутилась Кэкстон. — Какие-то у вас смешные представления насчет полицейской работы.

Аркли кивнул, соглашаясь со сказанным.

— Послушай, — сказал он, — если кто-то захочет стать твоим врагом, есть только одна вещь, которую ты можешь сделать. Дай им именно то, чего они желают. Это сбивает их с толку, им не понять, чего хочешь ты. Если бы я сегодня уволил Хазлитта, он стал бы придумывать средства, как вытащить отсюда Малверн. Если же я позволю ему составить ей компанию, то, по крайней мере, я знаю, где их обоих найти.

Он потряс бумагами.

— Ладно. А теперь мы возвращаемся домой, чтобы немного передохнуть. Утром начнем изучать эти имена. На вампиров лучше всего охотиться засветло.

Кэкстон смогла оценить здравый смысл этого предложения. Они направились назад к месту парковки, где роса уже скопилась на матерчатом верхе машины, а окна совсем запотели. Кэкстон завела машину и поехала обратно, по направлению к ближайшему, триста двадцать второму шоссе, по которому они доедут до Харрисбурга.

Она включила обогреватель, пытаясь разогнать прохладу ночного воздуха. Трудно было согреться после всего того, что она увидела и в чем участвовала на протяжении двух последних дней. Казалось, холод проник в ее тело. От него болели кости. Ей хотелось включить радио, но она не осмелилась — что, если Аркли не одобрит ее музыкальных пристрастий? Не стоило это споров и того, что могло случиться с ее чувством собственного достоинства. А оно у нее и в самом деле было. Лора была простым дорожным патрульным, а Аркли — матерым федералом. Ей хотелось снять шляпу перед его опытом, обращаться с ним уважительно. И все же, когда он безжалостно критиковал ее, она чувствовала себя полной неудачницей. Ей нужно было стать более толстокожей, по крайней мере, пока Аркли был рядом.