Отныне и вовек - Рэй Брэдбери

Он захлопнул блокнот.

— Всего-то час пошастали, а накопали уже немало, скажи?

— Немало, — сказал Кардифф.

— Это будут самые горячие новости, — предвкушал Джеймс Эдвард Маккой. — За моей подписью выйдет серия репортажей о том, как в штате Аризона городишко Саммертон напоролся на скалы и пошел ко дну. Наводнение в Джонстауне просто отдыхает. Землетрясение в Сан-Франциско уже никто не вспомнит. Возьму за жабры правительство, которое сломало жизнь ни в чем не повинным людям и сровняло с землей их сады. Для затравки — «Нью-Йорк таймс», потом лондонские, парижские, московские и даже канадские газеты. Обыватель сам не свой до чужих бед: вот и пусть читает, как политиканы, одержимые жаждой наживы, снесли целый город. Раструблю об этом по всему миру.

— И это все, что ты способен здесь узреть?

— На зрение не жалуюсь!

— Да ты оглядись, — сказал Кардифф. — Вокруг ни души. Нет людей — нет и сенсации. Кому какое дело, если снесут дома, где никто не живет? Твои «горячие новости» продержатся от силы один день. Ни договор на книгу, ни телесериал, ни права на экранизацию тебе не светят. Этот город все равно не будет расти. Как и твой банковский счет.

Маккоя перекосило.

— Сукин ты сын, — пробормотал он. — Куда, к дьяволу, все подевались?

— Тут никого и не было.

— Это сейчас их след простыл, но дома-то покрашены, газоны подстрижены? Как пить дать людишки сюда наведываются. А ты с ними заодно, просто дуришь мне башку. Сам-то, вижу, разнюхал, что к чему.

— До недавнего времени ничего не знал.

— Так чего темнишь? Небось решил в одиночку окучить этот заштатный город-призрак, чтобы сделать себе имя?

Кардифф кивнул.

— Дубина! Ну и прозябай в нищете. Без тебя обойдусь. Счастливо оставаться!

Маккой опрометью ринулся с крыльца. Бросившись к соседнему дому, дернул на себя дверную ручку и присмотрелся, прежде чем ступить через порог. Через минуту он появился, в сердцах грохнул дверью и побежал к другому дому, сдвинул в сторону дверь-ширму, запрыгнул внутрь и тут же выскочил; его багровая физиономия стала мрачнее тучи. Так он обежал с полдесятка пустых домов, распахивая и захлопывая двери.

В конце концов Маккой вернулся на крыльцо «Герба египетских песков». Там он остановился, едва переводя дух, и крепко выругался. Ответом ему было молчание, и только птичка, пролетавшая над головой Джеймса Эдварда Маккоя, уронила ему на жилет свою визитную карточку.

Кардифф смотрел вдаль, на пустынные луга. Ему представилось, как из поезда вываливаются толпы горластых репортеров. Он явственно видел, как заработали на полную мощь печатные машины, намывая город на свои валики и постепенно стирая его с лица земли.

— Говори. — Маккой стал прямо перед ним. — Где жители?

— В том-то и загадка, — ответил Кардифф.

— Тогда я немедленно отправляю свой первый репортаж!

— Каким же образом, интересно знать? Здесь ни телеграфа, ни телефона.

— Тьфу ты! Как же они живут в этакой дыре?

— Они — аэрофилы, как орхидеи: все необходимое получают из воздуха. Впрочем, погоди. Ты ведь кое-чего не видел. Не пори горячку, есть еще одно место, прямо сейчас тебя отведу.

Кардифф привел Маккоя в широкие владения застывших камней и недвижных ангелов. Маккой стал разглядывать надгробья.

— Чертовщина какая-то. Сплошь имена — и ни одной даты. Кто когда умер?

— Они не умерли, — вполголоса ответил Кардифф.

— Скажешь тоже! Дай-ка поближе гляну.

Маккой сделал шесть шагов на запад, четыре на восток — и перед ним возникла…

Свежевырытая могила, в ней открытый гроб, а рядом лопата.

— Час от часу не легче! Кого сегодня хоронят?

— Это я раскопал, — сказал Кардифф. — Искал кое-что.

— Кое-что? — Носком сапога Маккой спихнул в могилу несколько комков земли. — Говорю же: темнишь. Какой у тебя тут интерес?

— Могу только сказать, что я, возможно, здесь останусь.

— Если останешься, у тебя язык не повернется выложить местным всю правду: что едут сюда бульдозеры и бетономешалки, похоронная команда на службе у прогресса. А если все же надумаешь отсюда сдернуть, то когда им скажешь? В последний момент?

Кардифф покачал головой.

— Что же, мне самому лечь костьми за их добродетели? — спросил Маккой.

— Боже упаси.

Кардифф приблизился к разверстой могиле. Комья земли посыпались на дно гроба.

Маккой отшатнулся, с опаской покосившись на зияющую могилу и пустой гроб.

— Постой-ка. — Его лицо исказилось — Не иначе как ты меня сюда заманил, чтобы я не добрался до телефона или, еще чище, сгинул в этой дыре? Да ты…

С этими словами Маккой резко развернулся и потерял равновесие.

— Осторожней! — вскричал Кардифф.

Маккой свалился прямо в гроб и вытаращил глаза, потому что заметил, как сверху на него летит лопата, то ли ненароком задетая, то ли брошенная рукой убийцы. Лезвие угодило ему в лоб. От удара содрогнулась крышка гроба. И захлопнулась перед его изумленным и теперь уже бесцветным взором.

А от удара крышки гроба содрогнулась вся могила; комья земли градом посыпались на гроб.

Где-то высоко-высоко Кардифф, сам не свой, застыл от ужаса.

Отчего упал Маккой: от собственной неловкости или от толчка?

Из-под ботинок опять полетели сырые комья. Вроде бы из гроба донесся крик — или померещилось? Кардифф заметил, что его ноги сами собой сбрасывают землю с краев могилы. Когда крышки гроба уже не стало видно, он, застонав, попятился, уперся взглядом в приготовленное надгробье с неподходящим именем и подумал: «Придется заменить».

А потом развернулся и бросился прочь, спотыкаясь и не разбирая дороги, лишь бы убраться подальше от кладбища.

«Я совершил убийство», — думал Кардифф.

«Нет, нет. Маккой сам себя похоронил. Оступился, упал и захлопнул крышку».

Кардифф, можно сказать, пятился до середины улицы, не отводя глаз от кладбища, будто страшился, что Маккой того и гляди поднимется — воскреснет, как Лазарь.

Добравшись до «Герба египетских песков», он заковылял к порогу и едва сообразил, где искать кухню.

В духовке запекалось что-то вкусное. На подоконнике красовался горячий пирог с абрикосами. Из-под ледника послышалось негромкое чавканье: это собака лакала воду, спасаясь от летнего зноя. Кардифф попятился. «Аки краб, — подумал он, — всю дорогу задом наперед».