А под ним я голая - Евгения Доброва

– Ты не целовал меня ночью? Говорит, нет.

Что же это было?!

* * *

– Что-то Палыч давно не звонил… – заметил за завтраком Миша.

– Он на меня обиделся.

– За что?

– Да ни за что. За то, что я замужем..

* * *

Сижу в полупустом вагоне метро и, поймав свое отражение в крышечке пудреницы, подвожу глаза. Вроде никто не смотрит. Вот Нилова, та даже в зеркальце на людях не отважилась бы посмотреться. А мне все равно. Ужасно невоспитанная девчонка.

* * *

В Yves Rosher в подарок к флакону духов дали сиреневый бархатный конвертик размером 5х5 см, в нем еще что-то лежало, какие-то грошовые бусики.

Миша увидел и сразу нашел применение: – презервативница.

* * *

Приезжали родители. На кухне мама увидела, словно накрыла взглядом конфетницу. В ней пестрой горкой лежали «Лимончики» и «Барбариски».

– Ты была у бабушки?

– Нет.

Я поняла, почему она это спросила. Когда она произнесла «у бабушки», я вспомнила точно такую же вазочку на дачном овальном столе. «Лимончики» и «Барбариски». Все правильно. Иногда еще появлялась «Красная шапочка». Мне было семь лет.

* * *

Я сидела на диете и для пущей самоагитации повесила над обеденным столом записку – жирным черным маркером.

Записка гласила:

Блядь! Я похудею!!!

Первым в кухню вошел папа.

– Ты это… Сними пока…

Я отцепила скотч, положила листочек на подоконник надписью вниз и ушла с папой в комнату смотреть телевизор.

Но мама – известная проныра, вечно ей что-нибудь не так, – решила этот подоконник протереть, поскольку он ей показался грязным.

– Валерия! Ты почему Мишу не кормишь? – вскоре послышалось из кухни возмущенное контральто.

* * *

Но больше всего их расстроили презервативы на полочке. Как же, они свои всю жизнь прятали, а тут напоказ!

– Т-так-перетак! – сказала мама, уставившись на наши с Михой банановые кондомы.

Надо было спрятать в тот кармашек.

* * *

– К сожалению, в нашей конторе издать вашу повесть пока не получится… – Пал Палыч задумчиво листает россыпь страниц. – Но я познакомлю вас с Красичем.

– Это еще кто?

– О, это большая шишка. Директор Объединенных издательств. Заодно водки попьем.

* * *

На следующий день мы купили бутылку и отправились к Красичу. Он жил в Переделкине.

– А адрес вы взяли?

Пал Палыч показал мне листочек, сделанная синим грифелем надпись пересекала его по диагонали: «Дача напротив дачи Евтушенко Забор Дерево Калитка».

Поразительно, но мы сразу нашли… Забор, дерево, калитка… Озеро, облако, башня… Ночь, улица, фонарь… Что еще?

* * *

Красич оказался чаровник и остряк, поил малагой и кьянти, забрал у меня рукопись и обещал через неделю позвонить.

* * *

– Вы думаете, возьмет?

– Я его уговорю. Пусть сначала прочитает. В некотором смысле он мне обязан своим процветанием: совершенно случайно я устроил ему сделку века.

Будильник затренькал без четверти девять. Я встала, раздернула шторы, выглянула в окно. На улице, в тусклом, едва зарождающемся свечении позднего зимнего рассвета, чуть закручиваясь на лету, шел снег. Начиналось новогоднее утро.

* * *

В обед объявился Пал Палыч с поздравлениями и культурной программой.

– Вы не хотите сходить на Васильеву? В «Ленком»? Новогоднее представление. У меня два билета.

– Хочу. Но, к сожалению, не могу. Ко мне приезжают родители. С шампанским, «Птичьим молоком» и авоськой мандаринов. Так что я пас… Предложите Мише – может, он пойдет…

– Я не хочу с Мишей! – расстроился Пал Палыч. – Я хочу с вами.

* * *

За что люблю зиму – так это за мандарины.

* * *

На Новый год мне в подарок достался ситцевый кухонный фартук.

Миша: – Я очень люблю шить для девочек. И вообще я всегда хотел быть девочкой.

А я вот наоборот – ловлю себя на том, что когда в уме придумываю диалоги, то говорю за мужчину.

* * *

Сама я шить так и не научилась: на курсах кройки и шитья продержалась не больше недели.

Занятия вела томная дама в изукрашенном люрексом фиолетовом свитере и в облаке неизменного «Амариджа».

– Мулине, девочки, – проникновенным голосом рассказывала она, рассекая воздух классной комнаты бордовым маникюром, – происходит от слова мулевать. То есть рисовать.

* * *

На Васильеву я все-таки попала: Пал Палыч поменял билет на пятое число. Весь спектакль он сопел мне в шею, а после вызвался проводить. Я не возражала – вечерами в Ясеневе даже стреляют. Палыч благополучно доставил меня до подъезда и у дверей сказал следующее:

– Возможно, я покажусь вам нескромным, но не могли бы вы угостить меня чашкой чая?

Нет, нет и нет. Тем более, что Миши нет дома. Сказать ему, что у меня нет заварки?

– После того как вы от меня уезжаете, я весь день думаю о вас и болею. А мне завтра нужно работать.

– Но, Лерочка! Пустите хотя бы позвонить!

* * *

– Извините, что не прибрано. Совсем замоталась! Времени просто в обрез. Сегодня вот была дилемма: или покрасить волосы, или убраться в квартире. Успеваю – только что-то одно, на выбор. И решила: то, что я плохо выгляжу, увидят пять человек, а то, что дома бардак, – один. То есть Миша. Но он остался у родителей. А пришли вы. Так что все равно получается один.

– Да, с математикой у вас все в порядке.

– Зато с русским проблемы: пять раз подряд слово «что» – это же моветон!

* * *

– Послушайте. Я придумала. Мы вас усыновим. А что? Миша согласен…

Разве где-нибудь сказано, что усыновлять можно только детей?

* * *

– Ну ладно… Уже поздно. Пойду стелить постель.

– Вы хорошо подумали?

– Две.

– А теперь?

– Мне реагировать?

* * *

На ночь Пал Палыч рассказал мне о том, что давно, быть может, два года назад – тогда мы были едва знакомы, – напившись, он затосковал. Вспомнив, что я вроде бы живу в Ясеневе, он сел в метро и поехал; там долго бродил по перрону – но меня не было. Тогда он вернулся и, переходя на свою линию на Новокузнецкой, увидел…