Седьмой угол - Юрий Эсташ

— Не люблю неопределенности. Закуски — всегда начало праздника! А меня несколько лет приучали к подножному корму.

— Были в горячих точках? — не скрыла тревоги Ирина.

— Я прослужил там несколько лет, — не ответил он прямо. — Но вижу, вас это напугало. Не воспринимайте это односторонне.

— А как надо воспринимать?

— Главное: люди там рискуют жизнью. Жизнью — каждый день! — повысил он голос. — А для этого надо иметь в характере стальной стержень. Пафос тех, кто знает о войне понаслышке, не поможет. Но даже хорошо подготовленный боец в критический момент между жизнью и небытием может успеть спросить себя: «Я выстою?» И ответить: «Не подниму руки вверх! Я выстою!»

— Я это понимаю и сочувствую вам, — успокаивающе произнесла Ирина. — Вы сейчас говорите правильные слова. Но хочу сразу признаться: в моем характере этот стальной стержень отсутствует.

— Стальной — это термин с частично утраченным смыслом из-за тиражирования.

— Я вас понимаю, но я женщина…

— К сожалению, чистой войны не бывает! — продолжил он. — Стерильность — это в операционной у хирургов, но вы знаете, что и там — тоже не всегда! Это не оправдание, это простая констатация фактов. Сомневаетесь? А я в вас не ошибся! — сказал он с улыбкой. — Может, разрешите развеять ваши сомнения?

Ирина удивленно взглянула на незваного гостя. Он угадал и спокойно воспринял ее откровенность! «Такой дипломат или у него есть какая-то серьезная цель, ради которой он готов пойти даже на проявление чуждой ему деликатности? Сейчас я общаюсь с ним, как со старым знакомым, которому можно многое простить».

— Сегодня важный день: вы в очередной раз выжили!

— А главное — встретился с вами.

— Это так важно?

— Для меня, и для вас тоже.

— Для меня? — удивилась Ирина.

— А как самочувствие вашего шефа?

— После того, как его кабинет посетил неизвестный?..

— Да. Большой шум был?

— Вызывал всех.

— И вас?

— Да, но меня сразу отпустил. Так что я вне подозрений, и по этому поводу можно выпить! — решила она больше не углубляться в эту тему.

— Не обольщайтесь! Возможно, как только вы вышли, они начали обсуждать вас как самую вероятную кандидатуру в наводчицы.

— Вы шутите? — растерялась Ирина.

— Нисколько. В таких случаях полезно задержаться у дверей. Вы этого, конечно, не сделали.

— И что мне теперь делать?

— Сейчас, как вы и предложили, вам стоит выпить.

— Есть коньяк.

— У меня вместо напитков — тренажеры, — вздохнул он.

Его ответ застал Ирину у дверцы небольшого бара.

— Но сегодня можно временно отменить табу, — неожиданно согласился он на ее предложение.

Ирина все же поставила на поднос рюмки и коньяк.

— Какой бизнес у вашего шефа?

— Вам это интересно?

— Только для поддержания беседы.

— А разве о его бизнесе вы осведомлены хуже меня? Или я ошибаюсь?

— Почему? Только после ваших слов стоило бы выяснить, где в этих событиях причина, а где следствие. Вам ведь это пока не известно? — неожиданно заключил он, взглянув на поднос в руках Ирины.

— Согласна.

«Наконец-то коснулись сути дела. Судя по его словам, у него была причина посетить загородный дом. Тогда, скорее всего, в этой битве гигантов он готовит мне какую-то роль! Но стоит ли гадать об этом?»

— Чем вы занимаетесь, когда не сталкиваетесь с автобусами? — спросила она, раскладывая закуски по тарелкам.

— Бизнес!

— Охранный! — уверенно произнесла она.

— Нет, не охранный и не криминальный, — и, помедлив, добавил: — Вы ведь снова подумали об этом?

«Он продолжает угадывать, о чем я думаю, но отреагировал не сразу. Не желает говорить о своем бизнесе?»

— Почему бизнесом реально можно заниматься только чиновникам и бандитам? — мрачно произнес он. — И почему без помех им не могут заниматься те, кто рисковал своей жизнью ради страны?

— Я думаю, могут и даже должны, — с улыбкой подняла руки вверх Ирина.

— Сдаетесь?! Ладно, можно опустить руки, — тоже улыбнулся он. — У меня айти-бизнес.

— У вас? — не скрыла недоверия Ирина.

— У меня! — виновато закивал он с усмешкой. — Простите за личное. Я рос обычным мальчишкой: школа, компьютерные игры, баскетбол, футбол. Но жизнь заставила меня оставить мечты и поступить в военное училище.

— Сочувствую вам!

Он замолчал, почувствовав, что сказал ей что-то лишнее.

Но Ирина внимательно его слушала, одновременно размышляя не о прошлом, а о настоящем. Его бесшабашная влюбленность вызвала у нее симпатию. «Сейчас он мне рассказывает о своем детстве, а для него это означает серьезность намерения. Но даже относительно работы — выбор непростой! Проверенный временем шеф или же загадочный незнакомец с задатками супермена? Кроме того, если в фирме моего шефа нет его человека, то эта сомнительная роль может быть поручена мне. А меня лично она не привлекает!

Для него экстрим — легкий тренинг для поднятия тонуса, а для меня? Что я смогу противопоставить? Во-вторых, он потребует от меня поступать, как и положено по суровым законам военного времени: «свой — чужой»! По его жестким понятиям, женщина — это семья и надежный тыл. А в тяжелых случаях для убедительности это потребует опрощения. Я только женщина, да еще с такими крупными и неисправимыми недостатками: два высших образования и несколько иностранных языков!

Но с другой стороны, он не будет рисковать мной, иначе потеряет тыл. Конечно, остаются еще форс-мажорные обстоятельства, когда любой человек способен на непредвиденные поступки, и мое положение станет непредсказуемым. Кажется, я слишком далеко заглядываю. А слишком далеко заглядывают только самые недалекие люди».

— Я позвоню соседке! — опомнилась она после долгого молчания.

— Она здесь необходима?

— Посмотрит вас и поможет.

— Зачем?

— Вам необходимо отоспаться.

— А я так надеялся на бессонницу! Меня влечет к вам непреодолимое желание.

— А успокоительное лекарство вас не влечет? У меня даже валидола нет, — встревожилась Ирина. — Я сбегаю к Тамаре Алексеевне. Она медсестра и фитотерапевт.

Ирина пропадала несколько минут, видимо, успев обсудить событие с Тамарой Алексеевной. Но это не вызвало у него протеста и раздражения. Он даже улыбнулся, когда в комнату вошла Ирина с большим пакетом, а за ней — приятная женщина бальзаковского возраста. Но он так стремительно вскочил, что женщины замерли на месте.