Мифы и легенды Греции и Рима - Эдит Гамильтон

Основной праздник в честь Деметры, естественно, устраивался во время уборки урожая. В седой древности это мог быть скромный день благодарения, когда преломлялся первый каравай хлеба, выпеченного из зерна нового урожая, и с почтением съедался под благодарственные молитвы, возносимые богине, от которой исходил этот наилучший, самый ценный в человеческой жизни дар. Позднее этот скромный праздник перерос в пышные мистерии в честь богини, о которых мы знаем очень немного. Большие же торжества устраивались в сентябре каждые пять лет, но зато они длились девять дней. Это были самые священные дни года, когда приостанавливались основные повседневные работы. По улицам ходили торжественные процессии, совершались жертвоприношения, завершаемые танцами и пением, везде царило всеобщее ликование. Все это было достоянием гласности и описано многими авторами. Но основная часть церемонии, совершаемая полностью на особой прилегающей к храму территории, не была описана никогда. Те, кто на ней присутствовал, были связаны обетом молчания, который они хранили настолько хорошо, что мы теперь можем представить себе лишь небольшие обрывки того, что происходило в действительности.

Большой храм Деметры находился в Элевсине, маленьком городке близ Афин, и само празднество именовалось поэтому Элевсинскими мистериями. Во всем греческом, да и в римском мире к ним относились с большим благоговением. Цицерон, писавший о них в I в. до н. э., сообщает: «Нет ничего выше, чем эти мистерии. Они облагородили наши характеры и смягчили наши обычаи; они заставили нас перейти от условий жизни дикарской к жизни истинно человеческой. Они не только показали нам, как можно жить радостно, но и научили, как умирать с большей надеждой».

И несмотря на то что эти мистерии были священными и внушающими трепет, они сохранили признаки того времени, из которого вышли. Согласно одному из свидетельств, которым мы о них располагаем, в самый торжественный момент церемонии ее участникам «демонстрировали и зерно, в молчании созревшее».

Однажды, теперь уж никто не знает, когда и по какому поводу, в Элевсине поселился бог вина Дионис, чтобы занять место рядом с Деметрой. Увидев,

никто, видимо, особого удивления не выразил. Вполне естественно, что торжества в их честь следовало объединить. Действительно, оба они – божества, несущие людям дары земли, оба незримо присутствуют при совершении повседневных действий, от которых зависит человеческая жизнь: при преломлении хлеба и разливании вина. Время сбора винограда, когда его ягоды подаются на давильный пресс, было праздником Диониса.

Но Дионис не всегда был радостным богом, как и радующаяся летом Деметра не всегда бывала счастливой. Каждый из них познал как радость, так и боль. Также и в этом отношении они были тесно связаны друг с другом. Прочих бессмертных никогда не касалось длительное горе. «Живя на Олимпе, где никогда не дует ветер, и не выпадает дождь, и с неба не слетает ни одна даже самая крошечная снежинка, они счастливы день за днем, вкушая нектар и амброзию, радуясь сладкогласным звукам серебряной лиры Аполлона и отвечающим ему нежным голосам Муз, радуясь танцу Граций с Гебой и Афродитой и окружающему всех их лучезарному сиянию». Но два божества, теснее всех связанные с землей, знали раздирающую сердце боль.

Что случается с пшеницей и великолепными виноградными лозами, когда хлеб убран, виноградные кисти срезаны и наступают лютые морозы, убивающие молодую зелень на полях? Этим вопросом и задавались люди, слагая первые мифы в попытке объяснить то таинственное, те изменения, которые регулярно происходили перед их глазами: смену дня и ночи, смену сезонов, движение звезд по их небесным путям. Хотя Деметра и Дионис и были счастливы летом при сборе урожая, зимой, очевидно, они должны были чувствовать себя совершенно иначе. Они были в печали, и вместе с ними печалилась вся земля. Древние дивились тому, почему это должно было происходить, и, пытаясь объяснить смысл событий, рассказывали друг другу соответствующие мифы.

Эта история излагается только в одной из очень ранних поэм, точнее, в одном из самых ранних гомеровских гимнов, датируемом VIII или началом VII в. до н. э. Оригинал несет на себе следы ранней греческой поэзии: простоту, прямоту изложения и восторг перед чудесным окружающим миром.

У Деметры была единственная дочь Персефона (у римлян – Прозерпина), только что вступившая в пору своей весны. Деметра утратила ее и в своем ужасном горе перестала ниспосылать свои дары земле, которая немедленно превратилась в замерзшую пустыню. Зеленая цветущая земля, покрывшись ледяной коркой, оказалась безжизненной, поскольку не стало Персефоны.

Ее похитил владыка мрачного подземного мира, повелитель мириад душ, когда она, соблазнившись чудесным цветком нарцисса, отбежала слишком далеко от подруг. В своей колеснице, запряженной черными, как уголь, конями, он взлетел из расселины в земле и, схватив девушку за запястье, усадил ее рядом с собой. И тотчас же унес, отчаянно плачущую, в подземный мир. Ее крики отразили высокие холмы и морские глубины, и эти крики донеслись до матери. Разыскивая дочь, Деметра летала как птица над морем. Но никто не сказал ей правды – ни человек и ни бог, ни надежный «пернатый посланник». Девять дней провела Деметра в странствиях, и все это время она не вкушала амброзии, не подносила к губам сладкий нектар. Наконец она пришла к Гелиосу, и тот дал ей прямой ответ: Персефона – в подземном мире, в царстве теней.

Похищение Персефоны (Прозерпины)

Страшная боль вошла в сердце Деметры. Она покинула Олимп и стала жить на земле, изменившись так, что никто не мог узнать ее, да смертным вообще трудно распознать божество. В своих одиноких странствиях она как-то дошла до Элевсина и присела отдохнуть на обочине дороги у колодца. Она выглядела пожилой женщиной, из тех, кто в богатых домах присматривает за детьми или надзирает за кладовыми. Четверо сестер, миловидных девушек, собиравшихся набрать воды из колодца, увидели ее и поинтересовались, что она здесь делает. Та ответила, что ей удалось убежать от пиратов, которые собирались продать ее в рабство, и теперь, попав в эту чужую для нее страну, она даже не знает, к кому обратиться за помощью. Девушки ответили, что в городе ее с радостью примут в любом доме и, если только она согласится подождать, пока они сходят спросить свою мать, с удовольствием приведут бедную женщину к себе. Богиня кивнула в знак согласия, и девушки, наполнив водой свои сверкающие кувшины, заспешили домой. Их мать, Метанира, приказала им немедленно возвращаться и пригласить странницу в дом, и, поспешив назад, они нашли славную женщину по-прежнему сидящей на том же месте, закутавшейся в покрывало и прикрывшей себя темным плащом до самых своих изящных ножек. Она последовала за ними, и когда, переступив порог, вошла в помещение, где сидела хозяйка дома, держа на руках младенца-сына, небесный свет разлился в дверном проеме и благоговейный страх овладел Метанирой.