Мечта моего сердца - Полин Эш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Марвуд Таппенден смотрел на него некоторое время, затем закрыл глаза.
— Он вас слышит, как думаете, сэр? — прошептала сестра.
— Да, он слышит, — мрачно сказал Керни и вышел из палаты в сопровождении медсестры.
Некоторое время в палате царила полная тишина, затем больной открыл глаза и в упор посмотрел на Лейлу.
— Снова вы, — произнес он. Говорил он явно с большим трудом, но, видимо, считал необходимым сказать то, что хотел.
— Да, это я, — с улыбкой подтвердила Лейла. — Может быть, позвать мистера Холдстока назад?
— Нет, не надо. Пускай только вы. Я подумал, что вы Ром.
— Я знаю. Может, вам что-нибудь принести?
— Нет! — беспокойно воскликнул он, затем повернул к ней голову. — Нет. Слушайте. Моя одежда — где она? Мне нужно… то письмо.
— То, которое вы несли на почту? — улыбнулась ему Лейла. — Но ведь это может подождать, пока вы не почувствуете себя лучше. Это был какой-то сюрприз для вашей жены, да?
Ее слова, кажется, его ужаснули.
— Нет! Конечно нет. Ей… нельзя знать.
Лейла пристально смотрела на него. Вид у него был крайне обессиленный.
— Вам лучше сейчас поспать, — пробормотала она.
Он закрыл глаза, тогда как она лихорадочно обдумывала услышанное. Добраться до его вещей она никак не могла. Их вообще могли выбросить — если они были порваны, залиты кровью, ни на что больше не годны. Но если в кармане лежало письмо, на что он, по-видимому, намекал, и оно содержало что-то очень для него важное, как ей успокоить его? Если сказать, что одежда уничтожена, это едва ли поможет.
Он открыл глаза и снова заговорил:
— Мы можете пойти туда, где… мои вещи, и… взять письмо?
— Вы хотите, чтобы его отправили? — спросила она мягко.
— Я просто… хочу его.
— Не знаю, смогу ли я. Я, по правде сказать, не знаю, где ваши вещи. Послушайте, я понимаю, как это тяжело — лежать и быть не в состоянии даже дойти до почты. Может быть, вы продиктуете мне это письмо заново? Потом вы подпишете его, а я отправлю. Как вы на это смотрите?
— Нет. Вы не поняли. — И он посмотрел на нее с тоской, а она не знала, чем ему помочь.
Позднее, когда ее сменила другая сиделка, она пошла навестить Дадли Марчмонта. Художник пребывал в сильном раздражении.
— Удалось вам узнать? — нетерпеливо спросил он. — Хоть что-нибудь сумели спасти?
— Боюсь, что немного. Слишком там много было легковоспламеняемых материалов.
Он бессильно откинулся на подушке и уставился на свои руки.
— Могу представить — все вспыхнуло, словно трут! И что мне делать теперь? Что мне делать?
— Вы можете заняться чем-то, вместо того чтобы просто лежать, — мягко проговорила она.
— Чем же? — Его лицо исказила гримаса. — Да, мне сказали, что скоро я смогу сидеть, только зачем? Зачем? — Он свирепо уставился в ее улыбающееся лицо. — Может, вы не в курсе, но для моего занятия нужны руки, а теперь я даже карандаша в них не могу удержать.
— Да, мне говорили. В палате все равно нельзя хранить краски, но как насчет графических рисунков?
— Вы совсем не кажетесь жестокой, — проговорил он тихо, — но сейчас вы поступаете жестоко. Вы наверняка понимаете, что мне не просто надо чем-то заняться. Может быть, я вообще больше никогда не смогу пользоваться руками. Никогда.
— Об этом я ничего не знаю, — сказала Лейла. — И никто не знает. Сейчас такие чудеса творят. Вам просто надо набраться терпения. Я знаю, что призывать к терпению легче, чем терпеть. Но ведь вы можете пока изучать что-нибудь новое?
— Например? Я все это время ждал вас с нетерпением, потому что вы внушали надежду. Но теперь я думаю, что вы каждому больному твердите одно и то же. Вы гипнотизируете их вашим голосом, вашей улыбкой, но за этим только одна пустота. Вы не можете сказать ничего нового!
— Наверное, не могу, — печально подтвердила она, поднимаясь со стула. — И наверное, это глупо — предположить, что вы могли бы рисовать, держа во рту карандаш, вставленный в длинный мундштук. Это слишком трудно. Ну что же, мистер Марчмонт, простите. Но я буду заходить к вам, когда только смогу.
— Нет, постойте! Одну минуту, няня.
Она вернулась назад. И увидела, что в его бледное осунувшееся лицо вернулась жизнь.
— Вы и правда считаете, что я мог бы попробовать? Но как это устроить?
— Есть подставка для книг, вроде нотного пюпитра. Можно с ее помощью зафиксировать прикроватный столик под нужным наклоном. Очень многие пациенты с забинтованными руками этим пользуются. И я поищу длинный мундштук, если у вас нет своего.
Он пришел в такое возбуждение, что Лейла даже засомневалась в разумности своего предложения.
— Можно просто попробовать, мистер Марчмонт, а если не получится, мы еще что-нибудь придумаем, — мягко сказала она.
— Я хочу попробовать, — произнес он севшим голосом. — Подойдите ближе. Нет, еще ближе. Дайте посмотреть на вас. Простите, что я нагрубил. Когда вы вошли, я ненавидел все и всех на свете. Я был на переделе отчаяния. Но сейчас это, правда, прошло. Я попытаюсь сделать что-то в этом роде.
— И тут нет ничего оригинального, — сказала она. — Я читала, что люди это делают, даже кистью рисуют на специальных мольбертах.
— У меня есть заказы, — проговорил он с прежним волнением. — Я не хочу их потерять. Никаких других источников доходов я не имею. Если я не смогу зарабатывать, мне придется вернуться домой… О господи, Ричи, незачем вам все это знать. Я взываю к вашей доброте и прошу вашей помощи. Но нет, как я могу обременять… только эта проклятая беспомощность!
— Просто скажите, что вам нужно, и я попытаюсь все достать, — очень мягко сказала она, вынула из кармана блокнотик и нацелила в него карандашик, готовясь записать все, что он продиктует.
— Я и писать мог бы таким способом, — покривил он губы, — если только у кого-то потом хватит терпения разбирать мои каракули.
— Не переживайте. Ведь мы договорились, что я вам помогу, правда?
— Но все равно — какой в этом прок! — снова взорвался он. — Я только что вспомнил… Все наброски ведь пропали, а без них что я смогу? Сюда они ей не позволят приходить позировать, в мужскую палату… Господи боже, и о чем я только размечтался!
— О ком вы говорите?
— О девочке, портрет которой мне заказали.
— Погодите-ка — это ее отец патологоанатом? — опрометчиво спросила Лейла.
— Откуда вы узнали? — насторожился он сразу.
— Один мой знакомый работает в Инглвике в анатомической лаборатории, и он упомянул, что его шеф заказал вам портрет дочки.
— Вот как? — горько проговорил Дадли. — Теперь, наверное, все об этом судачат. Марчмонт больше неспособен выполнить заказы! Нет, это невозможно! Все без толку.