Укротители лимфоцитов и другие неофициальные лица - Елена Павлова

Л, не ответив, бросает рюкзак под стол, я слышу, как он идет по пустому коридору к кофейному автомату, как звенит монетками, ссыпая в карман сдачу, и возвращается. Открываю окно, мы садимся на подоконник и болтаем ногами в мокрой весенней пустоте, грея руки о тонкий пластик коричневых стаканчиков. Напротив ярко светятся операционные, там действо: мы только что подтвердили совместимость, и бригада, стоявшая у стола, пришла в движение. Все как на ладони, особенно вечером. Пахнет весной. Значит, скоро сюда, прямо к нам под окна, ведомые каким-то непонятным инстинктом, станут приходить линяющие муфлоновые мамы, и человеческие доктора, вышедшие покурить, будут принимать роды – маленьких муфлонят – и смотреть, смеясь, как мокрая малышня встает на длинные тонкие ноги и делает первые шаги по жиденькой, кое-где с залысинами, траве внутреннего больничного двора. Так было в позапрошлом и в прошлом году, будет и в этом. Л. рассказывает что-то об окнах “Виста”, айфоне и о подготовке к собственной свадьбе.

– Л., ты насколько умеешь планировать?

Смеется:

– Хоть до конца жизни: в июле женюсь, потом заведу детей, стану заведующим иммуногенетики, когда Дэни уйдет на пенсию, починю мотоцикл, заведу собаку и наконец-то поставлю дома кофейный автомат, как у нас в лаборке.

– Ты счастливец.

Он снова смеется:

– Да, конечно, – а потом вдруг серьезнеет: – У тебя седой волос, знаешь?

Теперь смеюсь я:

– Да, конечно, только не вздумай выдергивать, в них вся моя мудрость, как у тебя в восьмых зубах.

Звонит будильник – закончилась очередная инкубация клеток, мы сползаем с подоконника, и каждому как будто стало немного легче…

Кстати, вот уже третий год Солнечный Л. чинит мотоцикл. Он купил его на какой-то барахолке за смешные деньги и разобрал по винтику. Разобрать-то разобрал, а собрать никак не соберет, и это неизменный повод для брюзжания со стороны Доктора К., который, узнав о приобретении Л., немедленно обзавелся роскошным шлемом и даже записался на курсы вождения мотоциклов, несомненно рассчитывая потом выманить у Л. его любимца. Однако не тут-то было: Л. напрочь отказывается собирать мотоцикл обратно, мотивируя это недостатком времени и средств. Доктор К. долго мучился, а потом подарил Солнечному Л. набор отверток. Дорогущий, надо сказать, набор, от сердца буквально оторвал. Спустя еще полгода Солнечный Л., кажется, так и не понявший намека, на очередной вопрос от кого-то из нас: “Когда же, драгоценный Л., мы прокатимся на твоей чудо-машине?” – обронил: “Ну и что? Ну соберу я его, но ведь у меня даже шлема нет, а без шлема ездить нельзя…” На следующий день рождения Доктор К. подарил Солнечному Л. шлем, правда, значительно скромнее, чем тот, что купил для себя. Все коварство Л. стало очевидным, когда однажды, сидя на подоконнике и болтая ногами, он долго и сосредоточенно прикидывал что-то в уме, а потом озабоченно спросил: “Как вы думаете, если я скажу, что не могу собрать мотоцикл, потому что у меня нет спального мешка, чтобы ездить на природу, нет гриля, чтобы жарить на природе сосиски, и нет шарфа, чтобы защищаться на природе от сквозняков, Доктор К. подарит мне хотя бы гриль?..” На следующий день рождения Солнечный Л. получил от Доктора К. тринадцать совершенно одинаковых книжек с говорящим названием “Совесть как психологический феномен”.

Солнечный Л. входит в лабораторию и стоит надо мной грустной птицей. Я дочитываю абзац и снимаю очки.

– Ну, что, Л., грустится? Внутренний конфликт, обед был плох, циклер барахлит?

Он вздыхает, падает на стул и трижды молча проезжается из одного конца комнаты в другой – успокаивается.

– Саша, у тебя ничего случайно по гематологии нет? Только на чешском.

Ни одной хорошей книги по гематологии на чешский не переведено. О чем я ему и говорю.

Досадливо морщится:

– Да я знаю, но экзамен на носу, а я ни в зуб и даже хуже. Зачем, зачем мне, иммуногенетику со стажем, знать, как считается седиментация эритроцитов, в них же даже ДНК нет, что мне там ловить?! Зачем мне возиться с молекулами кальция? Кому нужен гематокрит, высчитанный вот этими руками? – он картинно заламывает руки.

Я утешаю его бормотанием о том, что знания требуются поверхностные и никто с него ничего сверхъестественного спрашивать не станет, в конце концов, это аттестационный экзамен, а не выпускной на факультете естественных наук. Он затихает, снова катается, шурша стулом, от центрифуги к окну, от окна к термостату, и в глазах его безнадежность.

– Л., – говорю я, – мне лично известны три человека, которые к любому экзамену учат только один вопрос, и он им обязательно попадается, даже если тянут его из пятидесяти возможных. Может быть, тебе тоже рискнуть?

– Нет, я не могу, – грустно говорит Л. и смотрит в пространство, – мне всегда попадается тот самый, последний, невыученный…

– Тогда у меня был еще один знакомый, он всегда перед экзаменом читал первую главу учебника и последнюю. И, что бы ему ни попадалось, выруливал либо на историю дисциплины, либо на новейшие в ней веяния.

Л. останавливается и некоторое время взвешивает услышанное. Потом говорит:

– Да, это вариант… Но тоже крайний, – сознательному Л. хочется уверенности и покоя.

И тут меня осеняет:

– Л., ты знаешь, что такое Халява?

Л. оживляется: ученый до мозга костей, на всякое новое знание он реагирует навостренными ушами и вытянутой шеей, как хорошо натренированная гончая – на зайца.

– Нет.

– Слушай сюда, птичка, – вдохновляюсь я, – это два в одном, явление и существо, покровительствующее русским студентам. Без ее благосклонного взгляда, пусть на секунду, пусть искоса, никто никогда экзамен не сдавал.

– Богиня? – деловито осведомляется Л.

– Не совсем. Но главное – ее можно поймать…

Следующие десять минут мы вникаем в тонкости определения халявы, записываем в чешской транскрипции слова “Халява, приди!”, а также подробные инструкции, когда и как открывать окно, насколько громко кричать и что делать потом с аттестационным листом.

Л. успокаивается, довольно смеется, на прощание рассказывает горячие новости о подготовке лаборатории к аккредитации в ЭФИ и, крепко зажав в руке листок с Халявой, отправляется в библиотеку брать очень хорошую книгу по гематологии на английском языке.

Мораль: что бы кто ни говорил, поддержка высших сил и атеисту помогает, а бесполезных знаний в природе нет…

Однажды у Солнечного Л. приключилась экзистенциальная колика. Вообще это случается с ним довольно редко, но уж если – то всерьез. В такие моменты он бросает свои дээнковые гели на произвол судьбы, приходит к нам, садится на стол и начинает вслух размышлять о жизни. И единственный способ отвлечь Л. от вселенской скорби и вечных вопросов – немедленно привлечь его к работе. Вот я и предложила на свою голову поиграть с новым набором реагентов для теста тканевой совместимости. Мы сдали друг другу по пробирке крови и через полтора часа выяснили, что совместимы. Это значит, что в случае чего мне есть у кого почку подзанять. Но еще это значит, что и Л. мои почки-сердце-печень могут пригодиться, поэтому он мгновенно оживился: