Девушка в красном - Кристина Генри

Отец будто хотел спросить зачем, но передумал и просто нехитрым маневром развернул внедорожник на пятачке в обратную сторону.

На мгновение у Краш мелькнула шальная мысль: а скажи она отцу не останавливаться, а возвращаться домой, пока не отошел от потрясения при виде той кучи, он бы послушался?

Нет, пожалуй, командовать два раза подряд – такое ей с рук не сойдет, это всё-таки отец, и через минуту он придет в себя.

Отец вынул ключ из замка зажигания, и все как один выбрались из машины, словно в каком-то синхронном танце. Краш закинула на плечи рюкзак и захлопнула за собой дверцу. Они оказались прямо перед этой преградой посреди улицы, и вонь ударила в нос гораздо резче, чем в машине, ведь маски, в лучшем случае, защищали только от заразы, а не от смрада.

Они молча шли вперед, ведь каждый понимал, что всё равно придется миновать эту Гадость, что возвышалась на пути, и чем скорее, тем лучше.

А еще, наверное, все уже догадались, что у них перед глазами, только не отваживались произнести вслух.

Впрочем, когда они приблизились футов на двадцать, никаких сомнений уже не осталось, и весь ужас происходящего стал очевидным.

Какой-то человек, точнее, какие-то люди сволокли множество трупов на эту улицу в черте города, свалили их в кучу и подожгли. В середине, где огонь горел жарче и дольше, остались обугленные скелеты, но по краям и внизу тела, хоть и обгоревшие местами, еще сохранили человеческий облик и словно таращились вокруг широко распахнутыми глазами.

«Надеюсь, они уже были мертвы, очень надеюсь, – размышляла Краш, – тихо скончались у себя дома и не испытали этого ужаса – сгореть заживо из-за какого-то кашля, потому что кто-то решил наспех зачистить город, предав огню всех заподозренных в болезни. Иначе получается, что даже я, при всей своей склонности драматизировать, не могла вообразить, насколько всё плохо».

Ее охватило беспокойство вперемешку с удивлением, кто же умудрился собрать эту гору и разжечь костер, и где эти люди сейчас. Окинула взглядом всё вокруг в поисках подозрительного движения на верхних этажах. Не может же быть, чтобы во всём городе не осталось ни единой души.

Кто-нибудь должен остаться, может, из-за болезни или от страха покинуть родной дом. Должны быть очевидцы случившегося здесь кошмара.

И тут мама издала такой звук, словно поперхнулась, скрючилась, безуспешно пытаясь сдержать накатившую от невыносимой вони тошноту, а потом поступила крайне безрассудно – потянула за эластичную завязку и сорвала маску.

– Не надо! – воскликнула Краш, но было уже поздно. Мама выронила маску на землю и рухнула на колени.

Отец склонился над ней, придерживая за плечи судорожно сотрясающееся тело.

– Ничего, Ширли, ничего страшного.

Краш подскочила к матери и схватила маску. Может, еще не поздно. Если поскорей надеть маску, может, всё обойдется. Понятное дело, блевать с маской на лице приятного мало, даже представить трудно, насколько это ужасно, но ведь ее можно было просто сдвинуть на нос.

– Ничего страшного, – успокаивал отец, поглаживая маму по спине между лопаток. – Просто дыши поглубже.

– Нет, нет, – простонала Краш. – Глубоко не надо.

Никто ее тогда не слушал, и ей больше ничего не оставалось, только сидеть и беспомощно смотреть, как мама, ее замечательная, прекрасная, своенравная мама, с которой они не всегда сходились во мнениях, но несмотря ни на что любили друг друга, судорожно хватает ртом воздух, пытаясь унять рвоту.

Краш так и мерещилось, как эта зараза, прикончившая столько людей, с каждым вдохом устремляется маме в рот и нос, ликуя в предвкушении новой жертвы.

Может, всё обойдется. Может, в воздухе нет заразы, ведь все больные сгорели в этом костре, а с ними и микробы.

Но Краш не дурочка, ее не проведешь, она, конечно, не врач, но жутко боялась микробов и вычитала, что истребить их полностью практически невозможно. Некоторые самые стойкие всегда выживают и начинают производить более устойчивое потомство.

А может, микробы проникают в мамины легкие, устраивая пир горой в каждом бронхе до самой мельчайшей бронхиолы, но ей всё равно ничего не будет, вдруг у нее окажется иммунитет.

(Если мама подхватила вирус, значит, и папуля может от нее заразиться).

Ну что за детский сад, мелькнула мысль, она ведь уже лет десять не называла его папулей.

(Или Адам).

Брату заболеть она тоже не желала, хоть этот вредина ее уже порядком достал, но статистика была неумолима – если в семье появляется больной, большинство родственников тоже заражаются и погибают.

Именно поэтому она всех отговаривала от этой поездки. Вот почему велела надеть маски, а теперь в безотчетной панике сидела и смотрела, как мама вдыхает смертельно опасный зараженный воздух.

Позднее, когда они уже были дома, тревога всё не отпускала, а на следующий день у мамы начался кашель, и оттого, что она оказалась права насчет грозившей им опасности, когда её никто не послушал, легче ничуть не стало.

Наконец мама справилась с тошнотой и тут же надела маску, но Краш понимала, что она просто хотела ее успокоить. Они осторожно обошли гору тел и направились к магазинчику спортивных товаров.

В городке была настоящая главная улица, как в старину, хотя с каждым годом всё больше местных заведений вытеснялись франшизами крупных торговых сетей. Студентам колледжа даже нравилось, что рядом есть «Сабвей», «Старбакс» и «Чипотле», хотя благодаря их (нездоровому, как считала Краш) пристрастию к блюдам из цельной пшеницы и домашним овощным супам местный вегетарианский ресторанчик еще кое-как держался на плаву.

Все магазины, попадавшиеся по пути, были давно разгромлены и разграблены, словно в городе орудовала преступная банда, а не кучка отчаявшихся людей. От этого становилось как-то не по себе, как будто рядом рыскает стая голодных волков, готовая сожрать кого угодно. Краш снова невольно огляделась, высматривая тех, кто наверняка должен был остаться в городе, но никого не заметила.

Кругом – ничего, никого и ни звука. И тут она поняла, что ее тревожило больше всего – тишина. И дело даже не в отсутствии обычной людской суеты, звонков сотовых телефонов, рева машин на дороге. Не хватало того шумового фона, которого люди обычно не замечают, вездесущего гудения уличных фонарей. Без него улицы казались какими-то пустыми, слишком гулкими. И вся эта пустота может кишеть мельчайшими невидимыми микробами, ищущими нового хозяина, летучей смертью.

После увиденного на улицах города плачевное состояние магазинчика спорттоваров Знатока их уже не удивило – витрины разбиты, а товары, которые владелец Энди Хохоловски, по прозвищу «Знаток», обычно держал на полках в идеальном порядке, разбросаны по всему полу, словно каким-то шальным разрушительным вихрем.

В магазин можно было забраться прямо через разбитые витрины, но Адам всё-таки распахнул дверь. Замок был взломан, но, когда они протиснулись внутрь, колокольчик над дверью весело звякнул.