Диктатура пролетариата - Олаф Брок

* * *

Какими же способами большевики поддерживают народное возмущение?

За рубежом, за границей Советского Союза, можно найти предостаточно антиреволюционных капиталистических объектов, на которые можно обрушить свой гнев. Обмен дипломатическими нотами с Англией этой весной и одновременно с этим произошедшее убийство Воровского стали тем запалом, который разжег целый фейерверк пропаганды в прессе и пламенных прокламациях, продемонстрировавших богатейшую палитру гнева и брани. В небе над Петроградом кружили два военных аэроплана как достойный эскорт длинной колонны протестующих, в которых опытный глаз не разглядел должного воодушевления (согласно сообщениям участников, на шествие их отправляли по приказу начальства, часто оказывая моральное давление). Конечно, огонь агитации можно направить вовне, на окружающих Россию контрреволюционеров, капиталистов, империалистов, милитаристов, шовинистов – разве это не отличная мишень для борьбы? Но эта цель кажется слишком далекой, слишком абстрактной. На родной земле можно найти более конкретные объекты для ведения пропаганды. Как же обстоят дела с ними?

Искусственно распаляемая борьба с высшим классом, с врагами пролетариата, повсеместно отыскивает несчастных жертв, на которых она может обрушить свой революционный гнев. Особенно яро большевики преследуют служителей церкви, христианская миссия которых априори противопоставлена режиму. Тем не менее начавшая утихать революционная буря потребовала от идеологических борцов умерить жестокость даже по отношению к священству. Например, мои русские друзья бились об заклад, что патриарх Тихон, находящийся в заточении, будет расстрелян; но они ошиблись: власти посчитали более разумным (по всей вероятности, заботясь о международной репутации) найти другой выход – или пойти в обход – уничтожив не патриарха, а всю церковь.

Кроме того, сейчас в стране опасно носить старую аристократическую фамилию. Члены семей, при царе принадлежавших к высшим кругам, какими бы великими и благими делами они ни прославились, в каких унижениях и нищете они бы сейчас ни жили, до сих пор находятся под неусыпным контролем властей; также при необходимости на них организовывает травлю ГПУ. Этот всемогущий полицейский орган новой России, пришедший на смену печально известному ЧК, вобрал в себя все худшие черты полицейского произвола. В одной из дальнейших глав будет изложен рассказанный мне в личной беседе эпизод из жизни аристократической семьи, подвергнувшейся гонениям со стороны ГПУ.

Порой, благодаря перехвату частной переписки, действиям агентов-провокаторов и расстановке полицейских ловушек, удается обнаружить и обнародовать данные о целом небольшом антиреволюционном или капиталистическом заговоре – причем никогда нельзя быть уверенным в том, что факты не сфабрикованы. Зато из такого прецедента выжимают все возможное. Но в крупных городах не покидает ощущение, что в скором времени едва ли что-то будет угрожать так называемой революции, то есть безграничной власти коммунистической олигархии. На данный момент эти угрозы, с которыми все еще ведется борьба, являются ничем иным, как полицейскими трюками или фантомами, рожденными навязчивой фобией самих коммунистов. Оставшиеся «враги пролетариата», бывшие помещики и угнетатели-капиталисты, вышли в тираж: обобранные до нитки и запуганные, они забились в жалкие, как можно менее заметные дыры, или же едва сводят концы с концами на службе у государства, причем часто само правительство призывает их прийти на помощь интеллектуально обедневшему обществу, положив на его алтарь технические знания, образованность и опыт.

Сейчас главенствующее настроение по отношению к коммунистическому эксперименту не является открыто протестным, это чувствуешь сразу. Все те, кто еще не утратил здравого рассудка, и стар и млад, молят Господа уберечь их от дальнейшей революции, какая бы из сторон ее ни возглавила. Многие противники режима готовы ради этого встать на защиту нынешней власти и принесенного ею относительного мира, за который население, пережившее ужаснейший хаос анархии, все-таки благодарно большевикам. Поэтому народ пока более или менее терпеливо и безвольно сносит нищету и физические и идеологические гонения, масштаб и трагизм которых все-таки не сопоставимы с недавним голодом и кровавым террором.

В то же время обширные группы не-коммунистов и антикоммунистов чувствуют, отчасти интуитивно, отчасти осознанно, что такой фактор, как сама жизнь, в конечном счете окажется на их стороне и сыграет против квазикоммунизма. Подавляющее большинство, в том числе остатки влиятельных лиц царской России, следуют, таким образом, безусловному естественному инстинкту выживания, стремясь просто прожить еще один день, не терзая себя мыслями о высоких идеалах и материальных благах. Они предоставляют повседневной жизни медленно, но верно изжить большевистскую чуму, извести ее без применения рискованных и агрессивных контрреволюционных методов; без саботажа, а лишь с помощью кратких партизанских вылазок осуществить извержение коммунизма. Необходимость соответствовать требованиям реальной жизни уже давно и открыто признали вожди большевизма: решающим шагом, ознаменовавшим поворот вспять, стало введение «новой экономической политики», которая по сути является слегка завуалированной капиталистической системой частной собственности, правда, беспорядочной и коррумпированной, не урегулированной четкими правовыми нормами.

Иными словами, народное большинство предоставляет, как говорится, «самой жизни» пустить свои разнонаправленные токи внутри социально-экономического эксперимента большевиков, поглотив его или запустив его постепенный распад.

* * *

Уличная жизнь российских столиц является яркой иллюстрацией такого хода событий.

Города кажутся очень разными. Если не знать историю, то можно предположить, что Петроград одновременно перенес вражескую осаду, землетрясение, пожар, наводнение, голод и чуму, правда, с крайне неодинаковыми последствиями для разных районов, кварталов, улиц и домов. Масштаб упадка все еще непреодолим, местами он производит впечатление безнадежности. Излишне амбициозные, восторженно звучащие планы по восстановлению и уборке города принесли пока крайне скромные результаты. Нетрудно понять, в чем заключается основная проблема, правда, если ссылаться на трезвые высказывания инженеров, в данный момент общее число действительно достигнутых улучшений превысило проявления так и не прекратившейся разрухи. Плотность населения, несмотря на его постепенное увеличение, все еще несопоставима с размерами города. Вследствие этого улицы гораздо менее оживленные, чем раньше, даже Невский проспект часто выглядит пустынным. Торговля идет слабо.

Облик Москвы более стойко выдержал испытания. Средневековый булыжник мостовых не сгнил, в отличие от деревянной брусчатки Петрограда; из-за чудовищной нехватки жилья ни одно помещение не пустует, и это вызывает необходимость поддерживать здания хоть в мало-мальски пригодном состоянии. Торговля большинством товаров первой необходимости идет полным ходом, как на улицах, так и в лавках. Уличное движение во всем городе, а в особенности в отдельных районах, очень оживленное.

И эта жизнь улиц, особенно московских, точно отражает вектор развития общественного быта при большевизме.